Три персонажа в поисках любви и бессмертия

– Слепая да немая душа, – почти вскрикнул, – паскудности подверженная, необученная, страстная, темная, дерзкая, безумная, рано или поздно чрез плоть тела проступает. Даже если и не сразу, так под конец непременно. Если не при жизни, то потом. Вот на медалях Август и Нерон одинаково внешностью телесной прекрасны. И Калигула был юношей редкой красоты, его обожали и за бога держали. А однако за его деяния потом убили, и память об этих его отвратительных актах и словах отпечаталась на его облике. Потому, гляньте, вот облик без имени – прекрасен, а вот имя начертано по кругу – отвратительное. И не облик на имя влияет, его обеляя, а, наоборот, всегда в эту сторону: имя на облик. Гнусное имя светлый облик зачерняет, и никакая самая светлая красота спасти его не способна. Так уж этот мир Творцом его закручен, в эту сторону. И даже если поначалу имя было прекрасное, или хоть бы занятное, как у Калигулы – малой сандалией он прозывался, то потом это имя окрасилось в кровавый цвет. Или вот еще пример : поначалу Августа звали Октавианом.

В этом месте Изабелла вздохнула тихонько и вежливо его прервала:

– Довольно, Бенедетто, пойди теперь уж отдохни, успокойся.

Тот ей в ответ поклонился и удалился немедленно. Изабелла поднялась, монетную коллекцию спрятала, уселась обратно, и они две стали друг на друга без слов смотреть. Так и сидели вместе, она и сестра, и было им хорошо.

13

Вошли сразу трое: Главный, капеллан и доктор. Давно она их уже не видела. День был яркий. Девушки тут вкруг нее суетились. Она же мечтала про сад, что вот бы ей там сейчас оказаться вместе с сестрой. У Главного лицо было, как принято, каменное, ничего по нему не понять, но видеть это лицо ей было ох как неприятно. Ушел бы поскорее, и доктор с ним. И капеллан. И пусть бы платье ей так не затягивали, а полегче, как у Изабеллы. Главный рот открыл, ничего не сказал и закрыл. Ей сделалось весело, как сквозняк внутри. Насилу не заохала. Посмотрела на пустую клетку Чибиса Второго: зачем не уберут. Зачем клетку держать, если в ней птицы больше нет. Главный опять открыл рот:

– Портрет Ее Светлости окончен. Сейчас будут при общем сборе двора его показывать. Пусть приготовляется.

А ей что ж приготовляться, она и так готова. Головой едва кивнула: идите мол отсюда, я сама. Но они стояли неподвижной стеной, с тремя захлопнутыми как ворота замка лицами. Тогда она пошла прямо на них, не останавливаясь, как армия на вражеские стены, почти вплотную приблизилась. Тут они расступились и место ей дали, пропустили. А она знай сама вперед направляется, не дожидаясь их авторизации. Пошла, как бы сама по себе, отдельно от тех, что сзади остались. А они за ней гуськом пристроились. Цок, цок – пошла как была – садовыми туфлями непарадными, без пряжек, по каменным ступеням, широким, выщербленным. А как идти-то приятно. Стучать ступнями по ступеням, быстрей и быстрей. Шагом не самым мелким, благо юбка-то на ней не зауженная. Потом галереей, не оборачиваясь. Уж путь-то поди знает. А те трое поспевают ли? Улыбнулась сама себе, представив толстого доктора.

В распахнутые окна лучи веером проникают, ветер, блеск, запах. Весь палаццо пропах сладким медом. А там-то, там, вдали, синеет море. Вот бы им с Изабеллой туда направиться. Прогуляться бы. Что она ей про это на карте-то показывала? А что ей еще предстоит от сестры своей узнать. И даже от этого Бенедетты пускай, уж больно учен. Уж куда как много слов-то знает. Заносчив хоть, когда говорит, странно так на нее смотрит. Кажется, что и восхищается ею, и недоволен, и надеется, и огорчается. Чего хочет он от нее? А неважно ей это, а то важно, что есть у нее сестра. То-то ей и сладко. И то еще, что так случилось и вышло, будто одна она, в единственном своем то есть числе, стала теперь нецелая, недостаточная. А целая только, когда они с Изабеллой вместе присутствуют. Вдвоем, как две щеки лица, левая и правая. И отец у них один. А втроем они – как Санктиссима Тринитас. Патер – это Иво, дело понятное. Филия – она, поди, единокровная, а спиритус санктус – сестра ее сводная Изабелла. И все втроем они – Одно, Единое, как яйцо страусиновое, с белком, желтком и скорлупкою. Или как вместе сложенные Аполло, Дафна и Мнемозина. Сколько у него имен-то разных! И другие еще есть, наверное, которых она пока не знает, а потом узнает, Изабелла научит. А вот у Главного имени нет.