Три плюс одна

Анфиса, то есть Арти, обернулась, но выражения на лице уже было не разобрать. На расстоянии нескольких метров черты и детали размывались, люди превращались в безликие силуэты. Темнота постепенно замещала реальность неясными иллюзиями, лес превратился в черную стену, в которой ярким праздником горели лампочки в салоне машины – так и не погасшие из-за открытых дверей.

Аскер бросил быстрый взгляд на Луизу. Ее в этот момент, как и все последнее время, больше интересовал Толик. Аскер молча раздвинул оказавшихся на пути Фаню и Мирона и пошел к озеру.

– Бизончик – это однозначно Геракл, – нарек Толик приятеля.

Возражений не последовало.

– Оленька будет Деметрой, богиней плодородия.

А вот это было обидно. Намек поняли все. Выпиравшая пышность Оленьки-Деметрии просто напрашивалась на подобное сравнение, но высказать такое вслух, тыкая носом в ее проблему…

Бизончик стиснул никак не отреагировавшую подружку:

– Моя Демочка!

Она смирилась. Толик быстро объявил следующего:

– Мирон будет Бахусом.

Опять чисто по внешности. Что-то вождя «заносит». Неприятная тенденция.

– Он из римского пантеона, – мрачно уведомил Мирон.

– И что? Ну, ладно – Вакх, просто в таком виде сложнее произнести.

– Можно проще, – подсказала Рита. – Дионис – это он же. Бог виноделия, вдохновения и религиозного экстаза.

– Я не пью,– сообщил Мирон.

– И что? Ладно, тогда будешь Морфей – бог сна.

– У нас есть бог южного ветра, – вмешалась Луиза. – Пусть будет Зефир. Это бог западного ветра.

– Спасибо, – сказал Мирон.

– Рита… – Толик задумался. – Кто там остался из нормальных? Помню Немезиду, это богиня возмездия, но ее второе название – Мегера. Гера – богиня семьи, но к Рите это отношения не имеет.

– Гера-Мегера, – встрял Юрец. – В связке звучит отлично.

Фаня, до которой очередь еще не дошла, шумно вмешалась:

– Давайте отложим переименование, я уже запуталась, кто есть кто.

– Честно говоря, я тоже, – согласилась Рита.

Или ей не хотелось оказаться кем-то хуже, чем Мегерой.

– Хорошо, – не стал спорить Толик. – Тогда – танцы! Белый танец! Медляк в студию!

Юрец побежал к машине. Луиза приникла к Толику – будто боялась, что его заберут. Бизончик продолжал тискать сдобные пухлости подружки. Ник оглянулся на берег. Комичности ситуации, на что, видимо, надеялся Толик, Анфиса и Аскер, который ей, как говорится, «в пупок дышал», не допустили, они перевели ее в эротичность. С закатанными по колено штанами Аскер вошел в воду и теперь зачерпывал ладонями и отмывал девушку, стоявшую перед ним на четвереньках. Анфиса, предугадывая и предвкушая каждое намерение помощника, то выпячивала, то прогибала спинку, дело шло быстро.

– Естудэ-э-эй… – разнеслась ненавистная со вчерашнего дня мелодия, – оу май траблз симд со фа-а-ар эвэ-эй…

До плеча дотронулись. Рядом с Ником стояла Фаня. Рита, тоже оказавшаяся в одном шаге, гордо вскинула подбородок и прошла к Мирону.

Шею оплело мягкой прохладой, Ник обнял ответно. Начались медленные движения.

– Ну ни фига себе, – вернувшийся Юрец обнаружил, что ему пары не досталось, – вот и делай людям добрые дела.

Фаня прижалась сильнее и заговорила в ухо:

– Вчера твой друг так лихо развел Толика на тему религии, но если бы спрашивали меня, я бы в некоторые логические ловушки не попала, там же все белыми нитками шито.

– По-своему Аскер был прав.

Фаня отстранилась на один миг, только чтобы взглянуть в глаза:

– Тебя он тоже убедил, что ты мусульманин?

– Я православный. Ни в чем другом меня убедить невозможно.

– Ты веришь в Бога? – Фаня, с самого начала прижимавшаяся не меньше, чем это делали соседствующие Толик и Луиза, вновь забыла о желании не уступать в чувственных удовольствиях. – И это мне говоришь ты – умный парень двадцать первого века, знакомый с наукой не понаслышке, и перед которым открыт весь интернет?!

Ник улыбнулся – почти так же, как Аскер перед убийственными доводами в пользу мусульманства Толика.

– Хочешь, докажу, что Бог есть?

– Попробуй. Если сумеешь, я сейчас же прилюдно покаюсь во всех грехах и уйду в монастырь.

– В монастырь не уходят, это бегство от прежних проблем, чтобы утонуть в новых. В монастырь приходят. И каяться не надо, здесь не те люди, кто поймет. Теперь по делу. В каждом человеке есть что-то гаденькое, в одних больше, в других меньше.

– А кто-то из этого целиком состоит, – со смешком вбросила Фаня.

– А кто-то наоборот – со стороны выглядит святым, а внутри корит себя за малейшую неправильную мысль, которую вызвали обстоятельства. А ведь кроме мысли в нем нет ничего греховного. В общем, неважно, в ком чего сколько, мы не о количестве говорим, а о самом факте. Назовем эту обитающую в каждом человеческую пакость «под-Я», чтобы отгородить от главного «Я», которое и есть мы все.