Три плюс одна

– Присказка из телевизора, у Бизончика других шуток не бывает, – отмахнулась Фаня. Она вновь стала серьезной, а недавней искушающей горячки след простыл. – Теперь запоминай. Сейчас найдем нашу парочку, ты хватай Луизку и веди подальше, чтобы Толик это увидел и поверил, что вы далеко. – Сомнения Ника в выполнимости плана были столь очевидны, что Фаня прошипела: – Засунь свои комплексы в свой долбанный ананус и хоть в лепешку разбейся, а сделай. Если то, что тут творится, затянется, одними обидами не кончится, а нам только трагедий не хватало. Я знаю его и знаю ее, поэтому знаю, что говорю. Пару минут вешай Луизке любую лапшу, а затем приводи на место, где мы их слушали. Помнишь где это? Заблудиться невозможно, просто пройти вдоль скалы до острого угла. И ни за что не выдавай, что это моя затея, тогда она подумает, что разыгрывают, или просто не поверит.

– Что мы там должны делать? Имею в виду – у скалы.

– То же, что делали мы с тобой. – Фаня не удержалась и чуть презрительно хмыкнула. – Слушать, а потом смотреть! Повторяю – я знаю его и знаю ее. Твое дело привести Луизку куда сказано, и каждый из нас останется с тем, что ему дорого.

Фаня вновь стала продираться к месту, которое недавно покинули.

Ник ничего не понимал. Ясно одно: Фаня знает, что делать, и все берет на себя.

Ночной лес, дружелюбный и гостеприимный днем, сейчас навевал жуть. Колыхавшиеся тени пугали, молоденькие сосенки во мраке казались крестами на могилах, с небес к ним спускались ветки-руки, они же щупальца, они же лапы неведомых созданий, оживающих только ночью. В другое время, то есть в другой жизни, под которой теперь подразумевалось все, что произошло до вчера, Ник ни за что не пошел бы в лес ночью. Ночь как время действия была для него понятием отвлеченным, почти сакральным и предельно параллельным. Ночь предназначалась для сна добропорядочной части человечества и тайных делишек тех, кто в первую категорию не укладывался. Ночь как время человеческих игр олицетворяла грех и соблазн. Сейчас Ник очутился в эпицентре ночной жизни, и часть этой жизни отвращала, а другая вызывала жгучее любопытство естествоиспытателя, попавшего в чуждую, но очень интересную среду. Как у землянина на другой планете. Или наоборот – если инопланетянином считать его. Все зависело от точки зрения. То, что он ощутил с Фаней во время ее «отвлекающего маневра», как с ней же много лет назад, вновь вывернуло душу наизнанку и заставило сомневаться в истинности принципов, по которым жил до сих пор. Именно новые эмоции показались настоящей жизнью, и даже больше – ее смыслом. Может, окружающие правы, и все не так, как он думал, и на самом деле он – отъявленный ханжа, обвинявший других в том, что недоступно самому? Что-то вроде «зелен виноград» у Крылова и Лафонтена. Овидий сказал: «Целомудренна та, которую никто не пожелал». Прав ли Овидий? Говорят, его сослали из Рима за несоответствие воспеваемых идеалов любви официальной политике. Вроде бы, похвальное качество – противопоставлять ростки будущего косности замшелой системы… но кто знает, какие в те времена были нравы и какая политика? Не отправил бы Ник Овидия на виселицу вместо ссылки, если бы сам был тогдашним императором?

Хорошо, что мозги заняты, сейчас нет ничего лучше, чем отвлечься. Иначе приходится видеть и чувствовать. Абсолютно голая девушка тащила Ника за собой, он безропотно подчинялся, перед глазами ходили ходуном невероятные жернова, а их жующая ухмылка заставляла сердце гнать кровь не в привычное русло. Если существуют ангелы и демоны, то Фаня была сейчас ими обоими. Живая и мертвая вода в одном флаконе. Овеществленное сумасшествие.

И все же ночная жизнь – не для Ника. Пусть сегодняшний день останется в памяти чем-то вроде купания в океане или восхождения на горную вершину. Для общего развития – спасибо, все увидел собственными глазами, будет что вспомнить. Но жить в океане или на каменном пике – увольте, это как-то ненормально. Впрочем, «ненормально» – сугубо личное мнение, которое Ник никому не навязывал. Кому нравится – пожалуйста, тоните в океанах и падайте с вершин, ощущения, он уверен, останутся незабываемые.

Фаня резко остановилась и вгляделась во мрак.

Толик и Луиза никуда не делись, но теперь они целовались. Фаня показала рукой, чтобы Ник молчал и не шевелился.

– Я должна быть уверена, что ты только мой, – делилась Луиза в промежутке между громким причмокиванием. – Иначе я не смогу. То, что происходит вокруг, выбивает меня из колеи. Я перестаю верить, что все так, как ты говоришь.

– Я только твой, иначе быть не может. Кто променяет розу на кактус?

– Из некоторых кактусов делают текилу, – звонко рассмеялась Луиза. – Ты же любитель остренького и жгучего?

– Текила нравится любителям кислого и соленого, а я предпочитаю сладкое и свежее.

– Они должны быть где-то здесь, – громко сказала Фаня и хрустнула веткой под ногами. – Наверное, вон там, туда мы обычно ходим, когда нужно побыть с кем-то наедине.