Три плюс одна

— Друзья! — перекрикивая музыку, обратился Толик к своему племени и воздел деревянный жезл. — Оставьте в прошлом былые заботы и мучавшие вас проблемы! Отбросьте склоки и недовольство, нет больше ни прошлых обид, ни национальностей, начинаем жизнь с чистого листа. Отрешитесь от всего, что навязывали преподаватели, родственники и государство. Мы скидываем оковы условностей и на всю жизнь до самого понедельника плюем на слово долг! Мы никому ничего не должны! Отныне мы свободны душой и телом, и нет ничего, что заставило бы нас вернуться в уготованные обществом рамки. Пределы возможного определяем мы! А пределов нет и быть не может, они — фикция, навязанная государством, чтобы люди не мечтали о невозможном. Забудьте прежнюю жизнь! Забудьте свои имена! Здесь каждый будет другим человеком — истинным, ничем и никем не ограниченным! Анфиса!

Освобожденная от пут девушка приблизилась. Спина и прочие задние красоты пестрели слизью с желтыми пятнышками и длинными потеками. Но стоило тылу оказаться вне поля зрения…

Торчащие вперед пупырчатые пятаки звали взгляд, а затем он тонул в ущелье под ухоженным газончиком. Широкие бедра заставляли глаза и мысли разбегаться, и чтобы собрать их и отправить в выбранном мозгом направлении, требовались неимоверные усилия. Тело — одежда души. Эта одежда Анфисы была местами грязной, но упоительно привлекательной.

— Анфиса! — Толик на миг коснулся жезлом головы девушки. — Это имя больше не прозвучит в новой жизни и не напомнит о темных годах, когда ты влачила жалкое существование рабыни общества. Тебя заставляли следовать правилам и законам, тебя во всем ограничивали, тебе не давали раскрыться во всю ширь твоей необъятной души. Теперь ты свободна. Каким именем хочешь, чтобы тебя называли в новой жизни?

— А каким можно? Из какой области выбирать?

— Наше государство называется Анатолия, — влезла Рита. — Слово греческое. Пусть все имена будут греческие.

— Попандопуло! — тут же предложил Юрец.

— Давайте возьмем что-нибудь древнее и красивое, например, из мифов, — подсказала Луиза. — Весь божественный Олимп к нашим услугам.

— Хочу быть Афродитой, — смиренно сообщила Анфиса.

Сейчас начнется, подумал Ник. И началось.

— А почему именно ты будешь Афродитой? — возмутилась Рита. — Я тоже хочу быть богиней любви и красоты.

Толик улыбнулся:

— Правильно, назначить самой красивой не имею права даже я, иначе навеки обижу остальных. Жду еще вариантов.

— Пусть будет Афина, — предложила Рита. — Очень достойное имя. Богиня мудрости и войны.

— Бесподобное сочетание, — подавился смешком Юрец.

— Или Геката — богиня магии и колдовства, — добавила Рита, непонятным взглядом прожигая непробиваемо-раскрепощенную соперницу.

Или, например, Лисса — божество безумия, подумал Ник. И промолчал.

— Артемида, — предложил Аскер. — Богиня охоты.

— Хочу! — сразу отреагировала Анфиса. — Охота — это моя третья особенность после любви и красоты.

Мирон схватил Ника за руку:

— Смотри!

Остатки помидоров под деревом шевелились. Один за другим несколько смятых ошметков поднялись в воздух и исчезли. И все прекратилось.

— Видел?

— Значит, не только у меня в этой поездке галлюцинации, — облегченно выдохнул Ник.

Музыка продолжала грохотать, а интерес компании сосредоточился на вожде и нарекаемой новым именем, до двух отвернувшихся новичков никому не было дела.

— Я трубку не курил, — шепнул Мирон.

— Я тоже.

Помидоры больше не проявляли самостоятельность, и Ник опять перевел взор туда, где застряли почти все остальные взгляды, как мужские, так и некоторые женские. Со стороны женской половины объективностью не пахло, одни девушки разглядывали скептически и придирчиво, будто искали недостатки, на которые при случае обязательно укажут, а случая подождут такого, чтобы самим оказаться в выигрышном положении. Другие кисло косились с некоторым осуждением — не от избытка моральных качеств, а досадливо, как на выскочку, которая первой додумалась до того, что для привлечения внимания могли бы сделать и сами. Только Луиза тактично отвернулась, чтобы не видеть ни Анфисы, ни того, куда направлен взор ее парня. А парни просто глазели, нагло и едва не облизываясь или, вроде Ника, деликатно, как на загадку природы или произведение искусства. Анфиса и была ими — загадкой и произведением. Можно сказать, шедевром, на ней природа не отдыхала, она старалась, как отличник на экзамене. Вышло изысканно и очень волнующе. Только с ростом перебор получился, но удивительная пропорциональность скрывала этот единственный, не считая характера, недостаток.

— Что будем делать? — влетело в ухо.

— Вид, что ничего не было.

Мирон возмутился:

— Но ведь было, ты же видел!

— Оно уже давно происходит. Для людей, как я понял, это неопасно. Небольшая безобидная чертовщинка. То на машине покатается, то шашлыки сопрет, то, вот, с помидорами поиграет. Потом разберемся, когда одни останемся.

Мирон отстал от него. Видимо, чтобы все детально обдумать.

— А Толик тогда — Великий Зевс! — громко объявил Юрец.