Три побега из Коринфа (ЛП)

Диосс сделал все, что было в его  силах. Некоторое время он боролся со слабостью, но вскоре  притих и присел на колени бледный, измученный, без капельки крови в лице. Когда он  увидел Антениона и Даматриона, внезапно потерял надежду на то, что им удастся его продать.  

Богач пришел в ярость: — Встань, собака! — заорал он хриплым голосом.

Диосс немногоо приподнялся, но тут, же снова опустился на колени, глядя на них взглядом разъяренного животного.

Анакарбис подошел к нему.

— Ты музыкант? — спросил он.

Диосс посмотрел на него, но не ответил. Может быть, он не понял вопроса.

— Ты умеешь играть, дурак?! — крикнул Анакарбис.

— Умею..,  господин.

Анакарбис повернулся к Даматриону.

— Этот товар не для нас — презрительно сказал он.

Даматрион побледнел от гнева.

Антенион попытался спасти дело.

— Он действительно хороший музыкант, - сказал офицер.

— Что из этого? Мы не довезем его на Кипра.

Рабдоем схватил за руку своего помощника.

— Анакарбис, — сказал он, — ты же знаешь, что  Хирам велел нам найти музыканта.

— Да, но этот музыкант..,  полуживой.

— Он был гораздо слабее, — сказал Антенион, — но теперь с каждым днем его силы возвращаются.

— Это все ерунда, — проворчал Анакарбис, но подошел к Диоссу. и ощупал его кости: — Ничего не сломано, но я никогда не покупал таких немощных.

 — Сколько ты хочешь за него? — спросил Рабдоем.

— Шестьдесят драхм  -  Даматрион был  сам поражен тем, что назвал слишком большую сумму.

Анакарбис воздел руки к небу и в ярости стоял, как статуя, желая сразу же  уйти, хотя сделку еще не заключили.  Рабдоем остановил его, и они начали громко спорить на языке египтян и финикийцев, и проклинать друг друга.  В каждой фразе они упоминали имя  принца Хирама. Они оба даже покраснели от гнева.

В конце концов, Рабдоему удалось  того уговорить и после короткого торга с Даматрионом они  все же купили пленника за  пятьдесят  драхм.

Анакарбис схватился за голову: — О Изида, о мой бог Осирис, пятьдесят драхм.  —  сокрушался он. —  Ты сам ответишь  за это перед Хирамом, Рабдоем. Я не хочу, чтобы он поколотил  меня за покупку такого товара.

— Хорошо, — тоже разозлился молодой финикиец, — если Хираму не понравится  этот товар, я заберу его для своего отца. Могу я себе это позволить?

— Если только  мы  довезем его живым. Он даже не может ходить. О, Гермес, как он вообще доберется до корабля?

Действительно, Диосс не мог идти сам, пришлось позвать к нему раба, чтобы тот  отнес его.  Когда Анакарбис увидел это, его затрясло от гнева.  Рабдоем тоже явно был недоволен,  но Даматрион рад  был избавиться от своих забот.

— О, благородная мать богов, — сказал он Антениону, когда финикийцы ушли, — Если бы не этот молодой порывистый сидонский дурак,  я бы никогда не продал  этого раба. Пятьдесят драхм за этого музыканта, конечно,  маловато, но честно говоря, он  не стоит  и  тридцати.

Диосс был настолько слабым  и настолько утомленным от напряжения, что потерял сознание уже по дороге.  Когда Рабдоем вернулся на корабль, он потряс его изо всех сил, заставил выпить вина, и хорошо поесть, а затем приготовить для него отдельную удобную кровать.

— Это мой раб, я купил его для себя, кормите его лучшей едой  и повнимательнее заботьтесь о нем, - сказал он своим стражникам.  Но самое главное, Рабдоем позволил матери и брату Диосса прийти  к нему и посидеть с ним рядом. Когда Диосс увидел свою любимую мать, он так расплакался, что снова ослаб и, казалось, вот-вот потерял сознание. Затем сквозь слезы, он хотел поблагодарить Рабдоема, но тот не стал его слушать, и, нахмуренный, прошел между охранниками и скрылся из виду.

Во второй половине дня финикийцы отправились в Хореосу за основной частью рабов. Они вернулись поздно вечером. За ними финикийские стражники гнали  большую группу пленников, почти всю состоявшую из молодых мальчиков и девочек.

Среди них была и Эвклея, о которой  упомянул Хирам в письме к Хореосу, в котором просил оказать ей особую заботу.

И действительно, юной рабыне оказали  особую  честь, и по ее просьбе разрешили остаться с Диоссом, с его матерью и братом.  Итак, вся семья снова была в сборе  Это было печальное воссоединение.  Еще месяц назад они не могли даже подумать о таком.  Они мало говорили, а все  больше  плакали и обнимали друг друга, держа друг друга за руки, как перед очередным прощанием.

Так как  Диосс  еще не мог говорить, у него не хватило  сил и после короткого приветствия сестры, он снова заснул на коленях у матери мирным сном таким,  каким он не спал уже несколько месяцев.

Эвклея и  ее другой маленький братик  тоже прижались к матери,  и, молча, слушали вздохи друг друга, которые время от времени прерывались рыданиями. Они были счастливы побыть вместе, и считали,  что у них пока все хорошо, и не могло  быть лучше в их положении  бедных рабов. Они мечтали только об однм, чтобы  никто снова не разъединил их, или хотя бы продлить этот горький миг печальной удачи, как можно дольше.