«Утром меня вызвал секретарь ВЦИК Варлам Александрович Аванесов и приказал:
– Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь ее здесь, в Кремле, под надежной охраной.
Я вызвал машину и поехал на Лубянку. Забрав Каплан, привез ее в Кремль и посадил в полуподвальную комнату под Детской половиной Большого дворца. Комната была просторная, высокая. Забранное решеткой окно находилось метрах в трех-четырех от пола.
Возле двери и напротив окна я установил посты, строго наказав часовым не спускать глаз с заключенной. Часовых я отобрал лично, только коммунистов, и каждого сам лично проинструктировал. Мне и в голову не приходило, что латышские стрелки могут не усмотреть за Каплан, надо было опасаться другого: как бы кто из часовых не всадил в нее пулю из своего карабина.
Вскоре меня вновь вызвал Аванесов и предъявил постановление ВЧК: Каплан – расстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову.
– Когда? – коротко спросил я Аванесова.
У Варлама Александровича, всегда такого доброго и отзывчивого, на лице не дрогнул ни один мускул.
– Сегодня. Немедленно.
– Есть!
– Где, ты думаешь, лучше?
Мгновенно поразмыслив, я ответил:
– Пожалуй, во дворе Автобоевого отряда. В тупике.
– Согласен.
После этого возник вопрос, где хоронить. Его разрешил Свердлов.
– Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа! – велел он.
Круто повернувшись, я вышел от Аванесова и отправился к себе в комендатуру. Вызвав несколько человек латышей-коммунистов, которых лично хорошо знал, я обстоятельно проинструктировал их, и мы отправились за Каплан.
Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось. Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота Павел Дмитриевич Мальков – собственноручно».
Подробностей расстрела Мальков не сообщает, но ведь были свидетели и, исследуя их воспоминания, я восстановил те давние события. А дело было так. Получив соответствующую санкцию от самого Свердлова, изобретательный Мальков разработал до сих пор не применяемый сценарий расстрела. Чтобы не привлекать внимание случайных посетителей и работников Совнаркома внезапной стрельбой, он приказал выкатить несколько грузовиков и запустить двигатели, а в тупик загнать легковушку, повернув ее радиатором к воротам. В воротах он поставил вооруженных латышей.
Потом Мальков отправился за Каплан, которая по-прежнему находилась в полуподвальной комнате. Ничего не объясняя, Мальков вывел ее наружу. Было 4 часа дня, светило яркое сентябрьское солнце – и Фейга невольно зажмурилась. Потом ее серые, лучистые глаза распахнулись навстречу солнцу! Она видела силуэты людей в кожанках и длинных шинелях, различала очертания автомобилей и нисколько не удивилась, когда услышала команду: «К машине!» – ее так часто перевозили, что она к этому привыкла. В этот миг раздалась еще какая-то команда, взревели моторы грузовиков, тонко завыла легковушка, Фейга шагнула к машине, и… загремели выстрелы. Их она уже не слышала, а ведь доблестный комендант Кремля всадил в нее всю обойму.