Подчеркиваю, это – версии, правда, никак не опровергнутые, но всего лишь версии. Я ни в одну из них не верил, пока не обнаружил в одном из архивов уникальный по своей мерзости документ. Оказывается, еще в 1935 году, то есть через шестнадцать лет после довольно странной смерти Свердлова от «испанки», тогдашний нарком внутренних дел Генрих Григорьевич Ягода (он же Енох Гершенович Иегуда) решился вскрыть личный сейф Свердлова.
То, что он увидел, повергло его в шок, и Ягода немедленно отправил Сталину секретную записку, в которой сообщал, что в сейфе обнаружено:
«Золотых монет царской чеканки на 108 525 рублей. 705 золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями. Чистые бланки паспортов царского образца, семь заполненных паспортов, в том числе на имя Я. М. Свердлова и его родственников. Кроме того, царских денег на сумму 750 тысяч рублей».
А теперь вспомните сообщение германского посольства об обитателях Кремля, просящих заграничные паспорта и переводящих в швейцарские банки значительные денежные средства, и вам станет ясно, что это были за обитатели.
Так что дыма без огня не бывает. Один из большевистских вождей по фамилии Свердлов на поверку оказался то ли взяточником, то ли коррупционером, то ли, говоря неизящным языком, немудрящим паханом – ведь все эти монеты, деньги и драгоценности откуда-то взялись и как-то попали в личный сейф главы государства. Я уж не говорю о паспортах: одно это является верным признаком того, что ему было глубоко наплевать и на пролетариат, и на трудовое крестьянство, как, впрочем, и на своих соратников, а точнее говоря, подельников.
Нет никаких сомнений, что как только у стен Москвы показался бы первый казачий разъезд, человек с партийной кличкой Макс, он же Малыш, Андрей и Махровый, открыл бы свой неприметный сейф, побросал бы его содержимое в чемодан и рванул бы туда, где не требуют партийных характеристик, а интересуются лишь суммой банковского счета.
А ведь как все начиналось… В далеко не бедной еврейской семье нижегородского гравера, проживавшей не за чертой оседлости, а в прекрасном русском городе, появился на свет мальчик, отчество которого было не Михайлович, а Мовшович, и звали его не Яков, а Ешуа-Соломон. Положение семьи было настолько прочным, что без каких-либо проблем мальчика приняли в гимназию. Вот только учился он откровенно скверно, и вместо Пушкина или Толстого почитывал запрещенные брошюрки про братство, равенство и свободу, и про то, что кто был ничем, тот станет всем.
Стать всем – хотелось, но грызть гранит наук не хотелось, вот и примкнул самодовольный гимназист к нижегородским марксистам: начал почитывать запрещенные брошюрки, распространять их среди рабочих, что тут же стало известно начальству, – и из гимназии его вышибли. Получил он нагоняй и от отца, да такой серьезный, что из дома пришлось уйти. Мечты стать «всем» на неопределенное время отодвигались: надо было на что-то жить. Пойти на завод, стать токарем, слесарем или сталеваром, то есть одним из тех, за чье светлое будущее он собирался бороться, юному марксисту и в голову не приходило: стоять у станка или у доменной печи – это же тяжело, это невыносимо трудно. После десятичасовой смены – не до книжек, брошюр и листовок.
Выручил Якова давний друг семьи, предложивший работу в своей аптеке. Эта непыльная работа позволяла ему ходить на демонстрации, участвовать в митингах, распространять листовки: в конце концов он добился своего и на две недели загремел в кутузку. Потом этих арестов, ссылок и побегов будет несчетно много, пока он вместе со Сталиным не окажется в Туруханском крае, что гораздо севернее полярного круга. Сбежать оттуда было невозможно, и освободила их Февральская революция.
Председателем ВЦИК или, говоря современным языком, президентом России Свердлов стал через несколько дней после победы Октября, причем по предложению Ленина. Эта должность позволяла ему практически бесконтрольно проявлять так точно подмеченные Локкартом инквизиторские качества. Его рука видна и в акции расстрела царской семьи, и в бесчеловечном расказачивании, когда на Дону расстреливали всех подряд – от героев Шипки, священников и георгиевских кавалеров до молоденьких учительниц. А чего стоило его программное заявление по национальному вопросу, которое он, к счастью, не успел реализовать!