Три покушения на Ленина

«Туман. Ночь. Минуты – вечность.

Но что легло там огненное через площадь? Это тот автомобиль. Он свернул к мосту. Сюда! Кто-то бежит за ним. Автомобиль у моста. На мосту! Вот Макс, вижу его в свете фонарей. Он машет руками. Сейчас.

Бомбой, только бомбой! Кидаюсь вперед, почти касаюсь крыла. Он в автомобиле! Он смотрит, в темноте я вижу его глаза. Бомбу!

Но почему автомобиль уходит, а бомба в руках? Что случилось? Я боюсь? Я струсил? Нет, я ничего не боюсь, но бомбу бросить не могу. Словно кто-то связал по рукам и ногам. Я не могу разжать руки, не могу выйти из оцепенения.

Все кончено! Я сорвал операцию, я подвел товарищей, мне нет прощения. Но что это, что за выстрелы звучат у моста? Ура, это Капитан! Капитан бьет наверняка. Капитан не отпустит. Я слышу, как пуля ударила в кузов. Одна. Еще одна. Я тоже выхватываю наган и, стреляя, бегу за автомобилем. Я не верю своим глазам – автомобиль остановился. Теперь ничего не стоит догнать и бросить бомбу! Бегу. Но нет, автомобиль не остановился. Это просто сообразительный шофер свернул машину в переулок».

А в это время в машине… В машине творилось нечто невообразимое.

– Стреляют, – слабо вскрикнула сидевшая рядом с шофером сестра Ленина.

– Надеюсь, не в нас? – проронил еще не отошедший от митинга Ильич.

– То-то и оно, что в нас! – процедил сквозь зубы Тарас Гороховик и до отказа утопил педаль газа.

Машина взревела, но быстрее не поехала.

– А-а, мать твою так! – заорал Тарас. – Я же говорил, резина совсем лысая, когда-нибудь подведет! А уж в гололед…

В этот момент машина вскарабкалась на мост. Тарас глянул в зеркало заднего вида и обомлел: какой-то человек бежит почти вровень с ними и на ходу ведет огонь.

– Держитесь крепче! – крикнул Тарас и вильнул вправо.

Дзынь! Пуля пробила заднее стекло, пролетела навылет и разбила переднее. Осколки брызнули в лицо, кровь залила глаза, крыло чиркнуло по ограждению моста, но Тарас выровнял машину.

– Что вы делаете?! – взвизгнула Мария Ильинична. – Мы же свалимся в Фонтанку!

– Зато останемся живы! Не боись, Марь Ильинишна. Бог не выдаст, свинья не съест, – неожиданно повеселел Тарас.

– А ведь и правда стреляют, – подал голос Ленин. – И теперь я уверен, что в нас.

Вдруг в моторе что-то чихнуло, крякнуло, машина дернулась и остановилась. Тарас снова глянул в зеркало и не поверил своим глазам: человек с наганом уже у заднего бампера. Вот он поднимает руку. Вот он прицеливается. Вот он…

Оглушительно грохнул выстрел! Зазвенели стекла. Закричала Мария Ильинична. Брызнула кровь – и от безысходного горя завопил Гороховик. И тут произошло чудо: одновременно с выстрелом голову Ильича прикрыла чья-то рука и резко отвела ее в сторону.

– Что вы делаете? – откуда-то снизу раздался голос Ленина. – Сидеть у вас подмышкой я долго не смогу.

– Жив! – облегченно вздохнул Гороховик и ударил по газам.

А Платтен, как будто ничего особенного не произошло, не спеша достал накрахмаленный платок, обмотал им раненую руку и, путая немецкие и русские слова, разъяснил Ленину, что пристанище подмышкой временное, что предоставить его вынудила мировая буржуазия, которая так и норовит устроить большевикам какую-нибудь пакость.

– И он еще шутит, – вытирая слезы, помогала ему остановить кровь Мария Ильинична. – А ты, Володя, так ничего и не понял?

– Еще как понял! – рассердился Ильич. – Что ж тут удивительного, если во время революции начинают стрелять? Недовольных-то тьма-тьмущая. Все это в порядке вещей… А вы не очень пострадали? – обернулся он к Платтену. – Рука? Правая? Как же вы теперь, ведь левая-то у вас… Пардон, пардон, – смутился он, заметив недовольную гримасу Платтена. – Я бы пожал вашу руку, дорогой товарищ Платтен, но сперва ее надо показать врачам. И если бы не был воинствующим атеистом, то непременно бы сказал, что это рука Бога – ведь я был на волосок от смерти. Раз он вас послал в эту машину, значит, я еще нужен, значит, мы должны завершить великое дело преобразования не только России, но и всего мира.