Три покушения на Ленина

Вот так-так, оказывается, правая рука Ленина – бабник, да такой ярый, что об этом знает весь город! А как же Сарра Равич, вместе с которой он вернулся из эмиграции и которая в известном нам списке проходила под № 29? Да никак. К этому времени они уже расстались. Но в вошедший в историю вагон попала не только Сарра, но и вторая жена Зиновьева: в списке она стоит под № 15 и значится как «З. Радомысльская (с сыном)».

Речь в данном случае идет о Зинаиде Левиной, которая, кстати говоря, работала в Петросовете, и все художества благоверного происходили на ее глазах. Забегая вперед, скажу, что Зинаида ушла в мир иной в 1929-м, когда до списка Платтена дело еще не дошло. А вот Сарра горя хлебнула полной мерой! Ее дважды исключали из партии, четырежды арестовывали, на длительные сроки заталкивали в лагеря и тюрьмы, но она выжила. И не только выжила, но в те редкие месяцы, когда была на воле, а Зиновьев в ссылке, помогала своему бывшему мужу, отправляя ему деньги и продукты.

Но пока что на дворе начало 1920-х… Григорий Зиновьев – полновластный хозяин северной столицы, во всех начинаниях его поддерживает Ленин, его слово – закон для коммунистов Европы, короче говоря, он в полной силе, он уверен в своей правоте и делает все возможное и невозможное, чтобы «раздуть пожар мировой революции». Одни его активности побаивались, другие старались использовать в своих интересах, а третьи… откровенно над ней издевались. Вот что, скажем, писал в своем журнале «Бумеранг» находящийся в эмиграции Саша Черный.

«Добытая с большими затруднениями из Москвы зиновьевская слюна была впрыснута в Пастеровском институте совершенно здоровому молодому шимпанзе. На третий день обезьяна обнаружила все признаки военного коммунизма: отобрала у других обезьян пищу, укусила сторожа, перецарапала всех здоровых обезьян и, завладев клеткой, терроризировала их и загнала в угол.

Профессор Р. высказал предположение, что прививка крови зараженной обезьяны любому последователю Коминтерна даст, вероятно, обратные результаты: прояснение сознания, тягу к уживчивости, мирному труду и разумному культурному разрешению всех социальных конфликтов».

Мировая революция – это, конечно, прекрасно, но и в России дел хватало, тем более, что в 1922-м серьезно заболел Ленин, а без его поддержки Зиновьев был ничто. Надо было искать нового покровителя. И тогда он придумал гениальный ход: потолковав с Каменевым, который дружил с Кобой еще со времен сибирской ссылки, «наибольший демагог среди большевиков» уговорил его предложить на пост генерального секретаря ЦК ВКП(б) Сталина. Что тот и сделал, выступив на апрельском Пленуме ЦК. Сталин оценил этот ход и сделал Зиновьеву грандиозный по тем временам подарок: он поручил ему выступить на ХII съезде партии с политическим отчетом.

С одной стороны, это означало, что отныне Сталин считает Зиновьева своей правой рукой и дает понять, что будет ему во всем покровительствовать. Но с другой – Ленин-то еще жив, и не просто жив, а направил делегатам до недавнего времени засекреченное «Письмо к съезду», в котором выразил свою неприкрытую тревогу, связанную с этим назначением.

«Тов. Сталин, – писал он, – сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью».

Реакции – никакой. Вчерашние друзья и неистовые сторонники Ленина уже сделали ставку на другого человека. Ильич в полном недоумении! Как так, еще вчера его слово было законом, еще вчера достаточно было намека, да что там намека, одного мановения пальца, чтобы его указание бросились выполнять десятки людей. А тут?! На его письмо не обратил внимания целый съезд, съезд партии, которую он создал, которую выпестовал и которую, черт возьми, привел к власти! И тогда Ленин пишет второе, более развернутое и более откровенное письмо.