Три покушения на Ленина

Как оказалось, пользу он может принести только как заключенный одной из самых мрачных тюрем: в январе 1935-го он проходил по делу так называемого «Московского центра» и получил 10 лет тюремного заключения. В надежде, что не раз испытанный способ покаяния спасет и на этот раз, Зиновьев начал бомбардировать Сталина письмами. Именно тогда появилось то письмо, в котором он уверяет, что больше не враг, что пристально глядит на портреты Сталина и других членов Политбюро с мыслью, чтобы они заглянули в его душу, что принадлежит им душой и телом, что готов сделать все, чтобы заслужить прощение.

Не помогло. Судя по всему, Сталин хорошо помнил, как его обозвали кровавым осетином, как от имени «новой оппозиции» на ХIV съезде подвергли унизительной критике, как вместе с подонком Троцким пытались использовать в своих интересах невразумительное письмо больного Ленина…

Пора с этой проблемой кончать, судя по всему решил Сталин. А проблемы нет тогда, когда нет человека. Но еще одну роль, как всегда роль раскаявшегося грешника, Зиновьеву сыграть пришлось. В августе 1936 года в Москве проходил грандиозный, открытый для прессы и публики процесс по делу «Антисоветского троцкистско-зиновьевского центра». Троцкий далеко, его пока что не достать, а Зиновьев – вот он, рядом, на скамье подсудимых. То, что именно он стал главным обвиняемым, было его последней услугой партии. Именно так сформулировал вопрос Сталин, когда Зиновьев и Каменев были на личном приеме у вождя народов. Сталин убедил их, что раскаяние и признание в антипартийной деятельности пойдет на пользу партии, что единство, слитность и сплоченность партии от этого только выиграют.

В обмен за это – жизнь.

– Не так уж мало, – усмехнулся в усы Сталин, – даже если это жизнь где-нибудь в ссылке. Уж мы-то с вами знаем, что такое ссылка. Жили где-нибудь в Сибири или на Урале, работали, читали книги и готовились к грядущим боям за правое дело угнетенного народа. Теперь это дело восторжествовало, и его надо защищать. Можете не сомневаться, мы выведем на чистую воду всех наших врагов, в том числе и тех, которые рядятся в тогу друзей! – жестко закончил он.

Своего слова Сталин не сдержал. 24 августа 1936 года Григорий Зиновьев, первым из списка Платтена, был приговорен к смертной казни и в тот же день расстрелян. Его участь разделил и шедший с ним до конца Каменев.

«Пусть Сталин сперва завоюет доверие»

Можете ли вы представить себе человека, который бы открыто, с трибуны партийного съезда бросил такие слова в адрес заседавшего в президиуме и набиравшего силу отца народов?! Одни скажут: «Никогда и ни при каких обстоятельствах». Другие, немного поразмыслив, философски заметят, что, мол, едва ли, если, конечно, он не смертельно болен и не хочет свести счеты с жизнью.

Но это не все! Заинтригую вас еще больше. Что вы скажете, если узнаете, что этот же человек требовал избрания нового генерального секретаря партии, освободив от этой должности Сталина, и не изменил своей точки зрения даже после ночного звонка Иосифа Виссарионовича, который просил его отказаться от своих слов?! И тогда Сталин, в пока что бессильной ярости, процедил:

– Ну смотри, Григорий, ты еще об этом пожалеешь!

Эти события происходили в декабре 1925-го. А неразумно храбрым человеком был Григорий Яковлевич Сокольников (он же Гирш Янкелевич Бриллиант), который в списке Платтена проходит под № 18. Как только ни называл его в свое время Ленин – и любителем парадоксов, и ценнейшим работником, и милым, талантливым человеком, и большевистским финансистом, и даже, по аналогии с даровитым царским министром финансов, советским Витте. К этому можно добавить, что сын местечкового врача, который сперва служил в Полтавской губернии, а перебравшись в Москву, завел собственную аптеку, был еще и прекрасным полководцем: в годы Гражданской войны он был членом Реввоенсовета то Восточного, то Южного фронта и даже командующим 8-й армией, которая билась за Воронеж, освобождала Луганск, Ростов и дошла до Новороссийска.

Потом был Туркестан, борьба с басмачеством и… совершенно неожиданное назначение сначала заместителем, а потом и наркомом финансов. Правда, до этого он успел «прославиться», причем именно в кавычках, тем, что от имени советской делегации подписал «похабный» Брест-Литовский мир с Германией. Справедливости ради надо сказать, что в первые послеоктябрьские месяцы Сокольников уже занимался всякого рода финансовыми экспроприациями, он даже возглавлял комиссариат бывших частных банков, но эту организацию быстро упразднили – так что разобраться в хитросплетениях финансовых потоков Сокольников не успел.

Хозяйство ему досталось, прямо скажем, аховое! В стране ходили дензнаки номиналом в миллион и даже в миллиард рублей, которые называли «лимонами» и «лимардами». На черном рынке процветала спекуляция, чтобы купить буханку хлеба, надо было заплатить триллион, а то и квадриллион этих самых дензнаков.