«Мюрат был горько разочарован. Он ответил вполне в его духе: «Сир, я получил Ваше письмо от 2 мая, и слезы потоками льются по моим щекам, когда
я пишу мой ответ… Я предпочитаю Неаполь и поэтому вынужден сообщить Вашему величеству, что ни за какие блага не соглашусь принять португальскую корону». Его неприязнь к Португалии, по-видимому, объясняется тем, что Иоахим прекрасно понимал: в Лиссабоне он будет играть вторую скрипку после Жозефа в Мадриде». (23, с. 196)А вот, что пишет по этому поводу один из самых осведомленных историков Первой империи Ж. Тюлар. Мюрат, якобы, ответил Наполеону следующее: «Воспользовавшись всемилостивейшим разрешением выбрать между Португалией и Неаполем, я без колебаний предпочел бы страну, которой я уже управлял; там я мог бы с большей пользой послужить Вашему Величеству. Я предпочитаю Неаполь и должен сообщить Вашему Величеству, что ни за какую цену не приму португальской короны».
(28, с.198)«Если отвлечься от излишних стилистических красот, выбор вполне трезвый. В Лиссабоне, где трон пустовал с тех пор, как Брагансский дом был вынужден бежать в Рио, уже находился некто, мечтавшей о короне: Жюно».
(28, с. 198)
Народные восстания против французов. Создание хунты в Опорту
Тьебо оказался прав, а вот Жюно относительно безропотности и лояльности Португалии ошибался. Известие о событиях в Испании, где французы в июле 1808 г. потерпели жестокое поражение в сражении при Байлене[3]
, вообще резко изменило обстановку в стране и «вдохнуло мужество в португальцев». (13, с. 556)Kасадо дель Ализал. Байленская капитуляция 21 июля 1808 г.
Португальцы — скорее вояки, чем воины. Они очень медлительны и добродушны, дух рыцарства им совершенно чужд. Если португалец возмущенно говорит за стаканчиком порто: «Эти проклятые якобинцы вырывают у нас хлеб изо рта, закрывая порты перед англичанами. Сеньоры могут лизать им задницы, если им так нравится, а что до меня, то я снесу башку первому, кого здесь увижу»
-это совершенно не значит, что он действительно собирается это сделать, а если и собирается, то не сегодня, а может быть на следующей неделе, если не будет других более важных дел.Португальцы если и следуют за своими начальниками, то не повинуясь армейской дисциплине, а, скорее, по знакомству, вследствие доброго к ним отношения. Такое своеобразное повиновение способно, конечно, породить отдельных героев, но оно отнюдь не воспитывает солдат.
Полураспущенная регулярная португальская армия находилась под контролем и не представляла большой опасности. Но страна, проигравшая большую войну, вдруг как-то сразу воодушевилась и исподтишка начала вести войну малую, которая начала все более и более превращаться в безжалостную партизанскую войну не на жизнь, а на смерть, в непрерывное сражение, раздробленное на мелкие лесные стычки, «нашедшие свое выражение в отвратительных зверствах с обеих сторон».
(23, с. 199)Крестьянское воинство было вооружено вилами, косами, ножами и охотничьими ружьями. Оно избегало открытых пространств, а все, что хотя бы отдаленно напоминало лес, вселяло в него уверенность. Восставшие «смеялись над какими бы то ни было военно-научными правилами. Они собирались вместе, чтобы дать бой, а затем снова рассыпались, лишая таким образом врага возможности отплатить им ответным ударом».
(20, с. 281)Французские солдаты не привыкли к такому. Какая-нибудь беременная сантаремская крестьянка могла выполнять обязанности лазутчицы. В нападения на