Три повести

А на дворе занимался теплый весенний день. А на дворе струился бесконечно добрый солнечный свет. А на дворе сновали горожане, трудолюбивые, вечно чем-то озабоченные. А на дворе шла весна, радуя собою весь мир…

7. ЯРМАРКА СЛЕЗ

Шел Даур и насвистывал мелодию рыбацкой песенки. На душе его было покойно и светло. Все ему казалось достойным внимания: и узкая улица с грязными лужами, и придорожные травы, ярко зеленые после ливня, и горожане, шедшие ему навстречу. Даже покосившиеся, трухлявые изгороди и те привлекали его взор.

Небо казалось выше, чем всегда. Солнце приятно грело. В эти минуты ничто не омрачало настроения молодого человека, шагающего по улицам родного города. Молодой горец испытывал прилив той неудержимой душевной силы, источником которой часто является любовь — молодая, горячая, почти всесильная любовь.

В это весеннее утро Даур имел все основания полагать, что он счастлив. Бывают мгновенья, когда влюбленному все кажется хорошо: и погода хороша, и люди хороши, и жизнь хороша. В такие минуты особенно обидно видеть горе и несправедливость. В такие минуты хочется, чтобы все улыбались и были довольны жизнью и своей собственной и жизнью близких.

Даур чувствовал приближение дня, когда ему придется серьезно подумать о судьбе Саиды. Он понимал, что надо принять решение, от которого зависит и его и ее будущее. Человек прямой и пылкий, Даур мало заботился о том, как посмотрит на этот брак Кучук-эффенди. Так же мало беспокоила его мысль и о старом рыбаке, который, видимо, не одобрял увлечения сына. В конце концов, рассуждал молодой человек, есть средство, которое быстро все распутает. Средство очень простое, но вполне надежное: конь, бурка и горы! Там, в горах, среди пастухов, все сложится по-иному. Там умеют сочувствовать настоящей любви, которой не страшна опасность, которая пренебрегает опасностью, которая презирает опасность! Там, в горах, он вместе с Саидой найдет и убежище и верную помощь…

В это время где-то недалеко раздались пронзительные вопли. Даур вздрогнул, точно его разбудили, и осмотрелся. Вопли доносились из-за ряда низеньких лачуг, вытянувшихся вдоль улицы. «Это ярмарка», — быстро сообразил Даур. В обычное время он не обратил бы внимания на эти крики и прошел мимо ярмарки. Но нынче этот неистовый, почти нечеловеческий плач отзывался в самом его сердце.

Даур решительно свернул с дороги, перепрыгнул через канаву и направился к месту, откуда неслись крики.

Здесь была небольшая зеленая поляна, расположенная за двумя рядами низеньких лачуг. На полянке толпились оборванные полуголодные люди. Были тут и женщины, и мужчины, и даже дети, связанные по пять, по десять человек. Здесь продавали людей так же просто, как продают зелень в зеленном ряду на базаре. Это была узаконенная невольничья ярмарка.

Ничего необычного, казалось, не происходило на этой ярмарке. Покупатели деловито осматривали живой товар, ударами хлыста заставляли рабов поворачиваться, щупали их руки и ноги…

Торг людьми существовал давно, с тех пор, как появились на побережье Черного моря турки. Князь Келеш прибрал к своим рукам всю торговлю пленными, весьма прибыльную для казны. Молодой Даур не раз бывал свидетелем самых диких сцен: мать разлучали с сыном, мужа с женой. Но нынче зрелище бесчеловечной работорговли поразило Даура в самое сердце. Эта мрачная ярмарка настолько противоречила его настроению, что молодой человек как бы окаменел, точно видел все это впервые…

Какой-то толстый купец осматривал пленника. Пленнику было не больше двадцати пяти лет. Он смотрел куда-то вдаль. Губы его едва заметно шевелились, произнося не то слова молитвы, не то проклятия.

Рядом с ним стояла полунагая девушка с распущенными волосами. Она плакала, прикрыв лицо ладонями. Ее плечи вздрагивали. Такие же белые и нежные плечи были и у Саиды…

На другом конце поляны, под огромным тополем, шел горячий торг. Турецкий купец в феске и широких шароварах покупал трех пленников — трех молодцов с орлиными взорами. «Наверное, их взяли в плен во время сна или подобрали бесчувственными», — подумал Даур. Они были связаны толстой веревкой, которую тщетно пытались разорвать.

— Вы много просите, — говорил турок, — они все равно убегут.

— Ты же посадишь их на корабль, — возражали ему княжеские стражники. — Куда они убегут?

Даур приметил оживленную толпу людей, кого-то тесно обступившую. Он двинулся к этой толпе.

На земле лежала девушка лет пятнадцати. Она в исступлении рвала траву. Она кричала что-то бессвязное. Почти нельзя было разобрать ее слов. Но все было ясно и без них…

Над ее головой стоял турок, худой, загорелый человек лет сорока. Он улыбался, скаля зубы.

— Не бойся, — обратился к ней турок скрипучим голосом.

Девушка вскрикнула и заметалась по земле. Стражник грубо пнул ее ногой.

— Перестань вопить! — приказал он.

Даур не выдержал: он схватил стражника за руки.

— Как ты смеешь! — крикнул Даур.

Стражник опешил. Но, узнав Даура, опомнился.

— Ты что? — сказал он спокойно.

— Перестань ее мучить!

Стражник оглядел толпу.

— Что с тобой, Даур? Или надоела княжеская служба?