Три повести

— Видите? Босфор. Покуда этим проливом могут пользоваться англичане, на Черном море не будет мира… Они открыто подзадоривают султана на разные пакости, а султан все больше запутывается, и он безнадежно запутается в этих сетях.

— Я уверен в этом, дорогой князь.

— Вашими бы устами да мед пить! Будем уповать на провидение, а тем временем и самим не годится дремать и поддаваться угрозам султана. Мы не поддадимся! — воскликнул Георгий. — Прошу передать это господину де Ришелье…

В это время дверь отворилась и в зал вошел Келеш. Он посмотрел на собеседников молодым, лучистым взглядом, неожиданным в его возрасте.

— Очень рад, очень рад, — говорил на ходу Келеш. — С добрыми вестями к нам?

Мелецкий ответил:

— Я верю в доброе будущее, князь.

Старый князь протянул руку. Мелецкий и Келеш стояли теперь совсем близко друг к другу. Келеш, казалось, хотел прочитать в глазах русского капитана ответ на свой вопрос.

— Нас волнует одно, — сказал Келеш, — скоро ли наступит день, когда мы сможем назваться подданными Российской империи?

Мелецкий, следуя инструкциям, полученным свыше, должен был подбодрить князя и его народ. Он был уполномочен торжественно заявить князю, что в случае нужды помощь будет оказана немедленно.

Старый князь выслушал Мелецкого и склонил голову в знак признательности. А потом, положив ладонь на ладонь и потерев их одну о другую, сказал:

— Иначе турки изотрут нас, как зерно жерновами…

Мелецкий нахмурил брови.

— Этому никогда не бывать! — проговорил он жестко. — В этом могу принести клятву.

11. РЕШЕНИЕ

Известие о возвращении блудного сына князь, против ожидания, принял как будто спокойно. Однако он приказал подать воды, сказав, что с самого утра у него пересыхает в горле.

Келеш отпил несколько глотков, не спуская глаз со старого Бирама и его сына. Те держались почтительно, не смея присесть на указанные им скамьи.

— Позови Батала! — крикнул князь стражнику, стоявшему за дверью.

Турки считали Батала злым гением князя Келеша. Поговаривали, что именно Батал возбуждает в князе дух непокорности и открытого бунтарства. Утверждали, что Батал одним своим видом внушает горцам ненависть к султану. Говорили, что это он, Батал, добивается княжеских решений, направленных против султана, что он всячески разжигает ненависть против султана.

Это было несомненной правдой. Немало пришлось потрудиться Баталу, чтобы возбудить князя против султана и убедить его в необходимости сближения с Россией. Келеш, в свою очередь, нуждался в советах Батала и любил его за преданность.

Батал вошел осторожно, словно за дверью подстерегала его опасность. Лицо прикрыто шерстяным башлыком, видны только глаза, сверкавшие лихорадочным блеском. Лишенные бровей и ресниц, они пугали своей неподвижностью.

В одной из стычек с янычарами, лет восемь тому назад, Батал попал в плен; его подобрали на поле брани полумертвым. Как только он пришел в себя, его стали пытать. Но что мог он сказать врагам? Что ненавидит их? Что готов всадить в них пулю? Нет, ничего приятного не мог сказать врагам храбрый Батал… И вот — два взмаха ножа, кривого турецкого ножа — и упали на землю Баталовы уши. «Свиные уши!» — крикнул янычар и бросил их в огонь. Дошел черед и до ноздрей. Их разрывали крючками. А Батал, стиснув зубы от боли, не произносил ни слова. Тогда были пущены в ход щипцы: они оставили неизгладимый след на щеках, вырвав куски мяса. Обессилевшего Батала бросили в речку, но он остался жить назло своим врагам. Только тогда, в сорок с лишним лет, Батал, наконец, по-настоящему понял, что такое султанское войско. Только в сорок с лишним лет он научился ненавидеть врага всем сердцем, всей душой. Долгие сорок лет, сорок потерянных лет!..

Говорят, виденное очами головы стоит. Иными словами: велика цена той голове, которая надеется только на глаза свои, особенно ценно то, что увидел собственными глазами. Но Человеку дан разум, и он должен видеть то, что скрыто даже для глаз. Батал не раз бил себя по глупой, как он говорил, голове и клялся наверстать упущенное.

Однажды к князю явился урод.

«Что тебе надо?» — спросил Келеш.

Батал сказал: «Я хочу поговорить с тобой, великий князь, о твоих врагах: князьях Диапш-ипа и Маршанах».

После долгой беседы Келеш оценил недюжинный ум урода и железную волю, которые было легко угадать в его словах, И вскоре Батал сделался правой рукой князя Келеша.

— Батал, — сказал Келеш, — открой-ка свое лицо.

Батал покорно исполнил приказ. Бирам отвел от него взгляд. Даур привык к этим изуродованным чертам и, как всегда, в душе обругал янычаров. Князь внимательно смотрел на Батала, точно видел его впервые.

— Батал, — проговорил Келеш, — Аслан прощения просит.

Батал окинул Бирама и его сына недоброжелательным взглядом. Он, казалось, заподозрил их в измене.

— Это они ходатаи? — спросил Батал.

— Нет, они выполнили его смиренную просьбу.

Батал решительно направился к Бираму. Он близко подошел к нему, и рыбак отчетливо слышал, как воздух вырывается из рваных ноздрей Батала. Старик сделал попытку отвести в сторону свои глаза.

— Смотри же на меня, — угрожающе сказал Батал.