Три повести

Ему захотелось побыть одному. Он прошел через вагон на площадку. Все было покрыто синевой, дальние полуокружия сопок едва угадывались в ней, и первые огоньки зажглись в городе. В стороне, невдалеке от штабеля шпал, припадал и рвался на ветру огонек. Маленький костер разгорался из сложенных подмерзших сучков. На развилке висел подвешенный чайник. Охотник раздувал огонек. Наверно, напоминали ему знакомое одиночество в тайге этот аккуратно сложенный из сучков костер, закоптелый чайник над ним и предзимняя тишина вечера. Алеша подошел и присел рядом. В первый раз покинул охотник родные места, в первый раз ехал в поезде. Беспокойно и тревожно гремело под полом, и непривычный яркий свет горел в круглых лампочках… А здесь был знакомый простор, знакомо шумел последними листьями дубовый подлесок — тем сухим металлическим шорохом, который говорит, что лист уже схвачен морозцем, и значит — скоро зима. Впереди, в котловине между сопок, лежал город, похожий сейчас на большое стойбище, а внизу протекала река, походившая на Уссури. Охотник раздувал огонек, сучки потрескивали. В синеву тумана уходили рельсы пути.

— Ты Москва был? — спросил он вдруг. — Не был? Там Ленина дом есть. Ленин лежит. Один старый нанай Ленина видел. Ленин приходил к нанайскому народу. Зимой на охоте старик Ленина видел. Вечером пришел старик в унтэха, видит — там человек сидит. Волос на голове почти ничего нет, только борода есть. Старик спросил: «Ты чей человек? Откуда в тайгу приходил?» Человек ничего не ответил. Только сказал — нанайским людям скоро хорошо будет. Так все и стало потом. Потом старик узнал, что человек был Ленин. След от лыж шел на Амур. Лыжи были короткие, такие нанай не имеет.

— Откуда же старик узнал, что это был Ленин? — спросил Алеша.

— Узнал. После на картинке узнал.

Они помолчали. Огонек лизал донышко чайника.

— Ты Москва, наверно, идти будешь, — сказал охотник. — Один нанайский человек из стойбища тоже Москва ушел. Есть такая школа для разных народов… разные люди живут на Амуре и на Уссури — нивх живет, нанай живет, удэ живет, — для них школа. Я ему говорил — пусть заходит в дом Ленина. Пусть скажет — нанайские люди хорошо живут, спасибо.

— Ну, я еще не скоро поеду в Москву. Нужно семь лет учиться, не меньше. Семь лет — это семь раз рыба должна зайти в Амур. Как ты думаешь, найдем воду, Заксор? — спросил он, помолчав.

Охотник ответил не сразу. Сучки, разложенные им в особом порядке, разгорались.

— Соболь хитрый зверь, — сказал он затем. — Охотник хитрее соболя. Соболь бежит, два следа от четырех ног делает. Все равно охотник узнает. Есть зверь тугдэ[19] на Уссури… хитрей тигра. Тигр человека видит — уходит… старики говорили: закричать на него — уходит. Тугдэ на дереве сидит, прямо на другого зверя, на человека сверху падает… а я видел — тугдэ лапой попал в железную петлю, живой лежал. Охотники на Имане живого взяли тугдэ. Что охотник захочет взять, то возьмет. Плохой охотник не возьмет. Хороший охотник возьмет.

Такова жизнь охотника. Законы тайги, движение соков в деревьях, повадки каждого зверя научился он читать с детских лет. Родители брали детей на охоту. Там они готовили пищу, учились набивать патроны, узнавали тайгу, сроки прилета и отлета птиц и тропы по руслам рек и ручьев. Он пошел с Дементьевым по первому его зову, потому что еще в давние годы обещали друг другу дружбу. А если человек обещает дружбу, то это на всю жизнь, и все делить и на охоте, и на ловле рыбы, и жить и умереть вместе.

Вечером пришла высланная из управления машина. Дементьев вышел проводить Черемухина на площадку вагона, и они еще постояли минутку.

— Значит, через месяц увидимся, — сказал он. — Впрочем, я вызову вас еще не раз по селектору.

Шофер завел мотор. Два ослепительных луча скользнули по вспыхнувшей листве дубового подлеска, осветили рябоватую, в выбоинах, дорогу, и маленького человека в свирепой его шапке унесла машина.

— Агди-порхо[20], — сказал Заксор, ослепленный фарами.

Чайник поспел, огонь костра был забросан. Алеша и охотник вернулись в вагон. Из диспетчерской сообщили, что поезд номер один подходит к Куйбышевке. Полчаса спустя маневровый паровоз потащил вагончик из тупика на запасный путь. Несколько раз таскал он его взад и вперед, несколько раз принимался петь печальный рожок сцепщика. Вскоре гулом и грохотом стала наливаться тишина вечера. Освещенные окна пронеслись мимо окон вагончика, и маневровый паровоз повез его прицеплять к хвосту поезда.

И вот снова под вагоном грохот и стук, к которым беспокойно прислушивается охотник. Покуривая трубку, ходит по салону Дементьев, и Алеша смотрит сквозь дремоту на этого большого и похожего на отца человека. Стук колес и усталость понемногу усыпляют, и где-то далеко, чужим добрым голосом Дементьев спрашивает: «Ну как, не жалеешь, что поехал со мной?» — и он качает головой и улыбается.