Три повести о Бочелене и Корбале Броче

- Этого будет недостаточно, Смертный Меч. Лучше бы протащить его по всем улицам, но это не моя задача. В любом случае, - добавил он, ступая вперед, - вам лучше не попадаться на пути. Помешаете мне - пожалеете, Смертный Меч.

Тулгорд успел наполовину вытянуть оружие, прежде чем Стуль Офан подскочил и задержал руку воина.

- Тулгорд, это безрассудно! - заблеял маг.

- Убери слабую руку, свинья!

- Оглядитесь, сир! Умоляю!

Смертный Меч огляделся и медленно вложил клинок. Разумеется, он, в отличие от Офана, не слышал щелканья шести арбалетов, но теперь оружие было направлено на него, а выражение лиц солдат взвода Гульда не оставляло сомнений в их намерениях.

Сержант откашлялся. - Двенадцатая ночь на ногах, Смертный Меч. Полагаю, мои люди приняли это дело близко к сердцу. Мы хотим убийцу и мы его найдем. Так что не попадайтесь мне на пути, сир. Не намерен оскорблять вас и вашу честь, сир, но вытащите клинок еще раз - и будете повалены как бешеный пес.

Тулгорд Мудрый толкнул ногой Стуля Офана и развернул коня. - Вы насмехаетесь над богами, сир, и за это заплатит ваша душа. - Он ударил шпорами в бока скакуна и умчался.

Через миг пала гужевая лошадь, вслед за тем раздался резкий свист полетевших в направлении животного арбалетных болтов. Гульд поморщился, когда шесть наконечников утонули в туше.

"Черт их дери, пальцы чешутся". Он метнул ошалевшим подчиненным кислый взгляд.

Стуль Офан меж тем занимался приведением в порядок одежды. Он сказал, не поднимая глаз: - Ваш убийца - чужак, сержант. Никто в Скорбном Молле настолько не силен в некромантии, включая меня.

Гульд выразил благодарность молчаливым кивком.

- Я доложу королю, - бросил маг, глядя на подъехавшую карету, - что вы сумели сузить круг подозреваемых. И добавлю, сержант, что вы близки к добыче, лишь бы не помешали внешние обстоятельства.

- Надеюсь, что вы правы, - отозвался Гульд тоном искреннего сомнения, чем явно удивил Стуля Офана. Маг молча кивнул и пошел к экипажу.

Подождав, когда он удалится, Гульд оттянул в сторону одного из стражников. Вгляделся в юное лицо. - Значит, Глашатай Худа пересек твой путь?

- Сир?

- Я заметил твой отклик на слова Мудрого. Разумеется, он видел в этой роли кого-то иного, ведь твердит о встрече уже лет двадцать. Но что ты услышал в его словах?

- Дурной знак, сержант. Один пьяный старик ночью, там, на улице у порта... он так себя называл. Строго говоря, пустяки...

- А что он делал?

- Читал объявление на шесте Рыбного Круга, кажется. Оно еще там. Говорят, зачарованное.

- Вряд ли что-то важное.

- Словно декрет богов, сир.

Гульд прищурился и хмыкнул. - Вот это ну. Я доложусь королю, потом пойдем взглянуть на объявление.

- Слушаюсь, сир.

Тут вернулся псарь с ищейками. - Неразбериха, - сказал он. - Они вынюхали след то ли женщины, то ли мужчины, то ли невесть кого. Одного или двух, потом был третий, грузный, я бы сказал, пахнувший рассолом и маслом для меча - ну, так станцевали псы.

Гульд поглядел на шестерых ищеек, на понурые головы и высунутые языки. - Эти следы. Куда они ведут?

- Потеряли в гавани - им интереснее гнилые ракушки и рыбьи кишки, верно? Или следы замели магией. Мои детки накинулись на мешок с тухлой рыбой - совсем на них не похоже, совсем.

- Судя по запаху, твои псы не просто накинулись на мешок.

Псарь нахмурился. - Мы подумали, что лучше скрыть свои следы, сир.

Гульд подошел было ближе, но отпрянул. Не только псы рылись в рыбе! Он сверкнул глазами на псаря. Тот отвел взгляд и облизнулся.

Голос Сабли вылетел из главной комнаты. - Голуби! Гадят нам на головы, на крышу, в трубы - почему ты ничего не делаешь, Эмансипор? А теперь... теперь.... Ох, сохрани Солиэль!

Этот голос был способен проникнуть в любой угол дома. Голос, от которого нет убежища внутри. - Но скоро, - прошептал Эмансипор, понимая, что настроение у него поганое после недосыпа и ночного перепоя, понимая, что несправедлив к бедной жене, понимая всё, но не в силах остановить темный поток мыслей. Он помедлил, изучая в оловянном зеркале осунувшееся лицо и красные глаза, и поднес бритву к щетине.

Недоноски скулили на чердаке и скреблись так громко, что он мог различить каждое касание грязных ногтей к плоти. Их отослали домой вместе с чесоткой. Мать готова провалиться сквозь землю. Нужен будет алхимик - что за великое разорение! - хотя ущерб уже нанесен. Вонючие кожные болезни, проклятие собак и беспризорников с беднейших улиц, вошли в дом, позоря положение хозяев, престиж, насмехаясь над их гордостью. Полная чаша золотых в храм Солиэли не избавит от беды. И причина для Сабли вполне очевидна...

- Голуби, Эмансипор! Хочу, чтобы их не было! Слышал?