Три повести о Бочелене и Корбале Броче

- Слишком поздно, прыщ, я уже высечен и прежде чем вы спросили - нет, я не из Молля. Не уверен, что узнаю сам себя.

- Гвозди... - начал былой колдун Вивисет, но чужак его перебил: - Я не из каких-то треклятых гвоздей, но клянусь, я ощутил появление всех вас. И того, кто молчит, и молчание его - наверное, хорошая вещь. Нет, думаю, я был на борту задолго до вас. Не могу сказать, сколько именно. Но могу сказать одно: мир и покой до вашего появления мне нравились больше.

- Ах ты спесивый сноб...

- Плюнь на него, Дерюгга, - сказал Вивисет. - Посмотри на выпавшую нам возможность! Мы были мертвы, но вернулись, и мы чертовски злы...

- Но почему? - просвистел купец Бальтро.

- Почему мы злы? Дурак. Как смеют другие люди быть живыми, когда мы мертвы? Нечестно! Гротескный дисбаланс! Нужно убить всех на борту. Всех. Пожрать всех!

Души провыли внезапно родившееся дикарское согласие его словам. Губы кривились, с различными степенями мышечного успеха выражая жажду крови, ненависть ко всему живущему. По всему безобразному, жуткому телу лича ощерились пасти, рыча, алчно ворочая языками и бросая смертельные поцелуи, словно обещания любви.

И тут нечто огромное с грохотом провалилось через люк, отзвуки заставили содрогнуться даже киль. Множество новых голосов, более тонких, плаксивых, полных боли. Затем, в относительной тишине, раздалось щелканье и лязганье челюстей.

Вивисет в ужасе прошипел: - Это она... та штука! Она охотится на нас!

- Чую селезенку! - взвизгнул Лордсон Хум. - Моя селезенка!

Наконец и молчаливый, тот, чье молчание было на деле уходом в себя - от смущения он непонимания странных наречий - наконец он решился изложить свое мнение. Звериный рев жорлига заставил личности закувыркаться в складках холодной плоти и холодеющих потеков крови многосложного тела лича. Вогнал их в онемелый ужас.

Почти бессвязные мысли жорлига трепетали яростью бури. "Жрать! Рвать! Бежать! Сношать! Жрарвабежасношать!" Поднялись кверху одиннадцать рук лича, ободранные кровавые пальцы согнулись крючьями, сухожилия защелкали, словно пружины арбалета. Готовя вооружение, тварь развернулась навстречу монстру, подползавшему все ближе по деревянному помосту.

Монстр что - то тащил. Что-то, стучащее каблуками по переборке. Стучащее, скребущее руками в панике безумия.

- Моя селезенка! - закричал Лордсон Хум снова. - ОНО ХОЧЕТ МЕНЯ СЪЕСТЬ!

"Жизнь подобна моллюску", - сказала как-то мама Птиче Крап. "Годами процеживаешь дерьмо, потом какой-то ублюдок раскрывает тебя и бросает в поганый рот. Конец истории, прекрасная жемчужина, конец истории".

Они жили у озера. Отец вел пожизненную войну с семейством енотов за устричные отмели, которые обносил забором, ставил плетни и сети, делал все, что только мог придумать, удерживая бандитов в масках подальше от источника дохода. Умом ли, простой ли хитростью, но еноты превозмогли папашу, довели до сумасшествия и могилы.

Птича Крап, у которой было прежде имечко куда лучше, поняла - когда всматривалась в безжизненное, искаженное последней гримасой гнева лицо отца - что задумывает отказ от войны, убившей папу. От единственного наследства, от вендетты, которую не имела надежды выиграть. Ну что это за жизнь?

Хм. Процеживание дерьма, не так ли?

Ей было тогда пятнадцать лет. Забрав тючок с пожитками из хижины, поставленной на опасных грязевых залежах у топкого берега - из дома - она отправилась по Ракушечному тракту, в последний раз свершая скучный путь в город Толль, где они продавали на улицах свой улов. Так себе городок, этот Толль. Стены, окружившие скромные его пределы, были возведены двадцать лет назад, а строения вне стен... ну, ни одно не имело более двух этажей.

Возьмите палку и воткните глубоко в грязь там, куда достают волны в спокойный день. Вернитесь через неделю-другую, и вот вам груда ила с одной стороны палки, неглубокая ямка с другой стороны. Но прилетевший шторм не вытащил палку, горка растет, а ямка постепенно заполняется.

Таков был город Толль. Каменная крепость в середине вместо палки, медленный дрейф населения из глубинки, оседавшего у крепости, как заведено между людьми. Десяток лет жалкой войны, заставившей построить укрепления, а затем время "занудного мира", как описывали солдаты долгие звоны муштровки и стояния в дозорах вдоль границы, за которую никто не дал бы одной сопли из носа.

Она не хотела стать солдатом. Не хотела полубезумных дураков в сотоварищи по взводу. Дых Губб, Биск Вит, Подлянка и Червячник. И, конечно, Хек Урс, тот, которого она в конце концов взяла в постель скорее от скуки, нежели от похоти - хотя, вот в чем истина, лучшим ответом на скуку всегда является грубый трах, пыхтящая неистовая похоть. Ну, мир полон приговоренными к браку бабами, которым скука выела мозги, хотя иное решение перед глазами. Да хоть лачуга при дороге.