Три повести о Бочелене и Корбале Броче

Как прекрасно это качающее движение, такое нежное, такое мягкое. Птича Крап, у которой левая грудь подобна белой сфере, лишенной пигментации в великолепном, заставляющем широко раскрываться глаза контрасте с темной кожей остальных мест тела - отсюда и ее прозвище, к сожалению, не оставшееся тайной для команды, как ей того хотелось бы - но боги, в ловушке тесного судна среди грубых моряков и немногих женщин, которые страшнее задницы престарелого жреца, чем еще заняться? Да и монету она зарабатывает, верно? Монету, да, весьма полезно, ведь кто знает - вдруг однажды они завяжут со всем тем, с чем давно хотят завязать?.. Короче, Птича Крап не спешила открывать глаза.

Особенно сейчас, когда переднюю палубу оглашают вопли. Что это, поток крови или обычное ведро забортной воды - ручейки льются по ступеням... может, сейчас не время вымокать, а?

И она открыла глаза. Села, поняв, что сидит лицом к носу, дверь каюты чуть справа.

Из нее что-то мокрое, склизкое и мутное ползет, нависая над ступенями. Хаотическая россыпь мелких черных бусин-глаз на бесформенной, пестрой, горбатой спине. Склизкое, мокрое, да, мокро-склизкое, шелест и скрип крошечных коготков о деревянные ступени, тихое хлюпанье, пульсация органов, биение под прозрачной сочащейся кожей. Пол-лица, под ним багровая выпуклость - печень? - водянистый глаз уставился на Птичу Крап, но через миг новый вялый толчок скрыл лицо под тушей.

Беспорядочные прядки сальных волос, черных прямых, белых кудрявых, рыжих завитых - каждый торчит со своего клочка сшитого скальпа. А там что? Одинокая бровь не над глазом, но над вроде бы желчным пузырем - если желчные пузыри способны на иронический внимательный взгляд, хотя всем ведомо, что пузыри умеют лишь кривиться...

Птича Крап наконец поняла, что не вообразила хлюпающего, содрогающегося монстра посредством личного, не особо развитого воображения. О нет, он реален.

И вытекает на палубу, словно тушу несут сотни ножек, а черные и блестящие глазки теперь смотрят (она уверена!) прямо на нее и полнятся грызуньей алчностью. Что это, лязганье зубастых челюстей, щелкающих и пускающих слюну над розовыми носами, что изгибаются в стороны, хотя каждый поднят кверху, принюхиваясь - ровные как пуговицы - пока челюсти лязгают и скрипят чуть слышно, но зловеще?

Застонав, она поползла по палубе.

Коричневая человеческая рука выплеснулась из привидения в самом неожиданном месте, на запястье блестела яркая татуировка со скачущими ягнятами. Вторая рука высвободилась из кучи органов, показав татуировку с рычащим волком. Гвозди высыпались из хватающихся за палубу пальцев, тварь продвинулась вперед, настойчивая словно гигантский слизень, устремившийся к куче свежего навоза.

И тут же груда плоти сползла со ступеней, огромная кошмарина рванулась оглушающе быстро - что Птича Крап и доказала, разинув рот и так напрягши голосовые связки, словно пыталась разбить стеклянный бокал. Извернувшись, чтобы вскочить на ноги, она упала набок - левая рука и нога угодили в люк.

Пропав в темноте, она два, три раза перекувыркнулась на крутых ступенях и тяжело шлепнулась на помост. Водоворот звезд пронесся перед глазами, выбитой пробкой падая в разинутую черную пасть, которая и поглотила всё.

Как прекрасно это качающее движение...

Капитан Сатер протащила бесчувственную Мипл к передней мачте и там бросила. Длинный меч был в правой руке, руку скрывала перчатка. По обрывкам блузы стекала кровь. Хотелось бы ей оказаться в личной каюте, нацепить доспехи и, может быть, пару раз прочесать волосы - что она обыкновенно делает после секса, как будто потенциальные колтуны и узлы могут накренить голову набок... но слишком поздно, и сожалеть - значит терять время.

Особенно когда треклятый лич вздымается из прочной палубы, обвивая избытком иссохших рук матросов, затягивая к себе среди ужасных воплей - сквозь расщепленные доски, в дыру, которую ни один здравый ум не счел бы подходящей для протаскивания взрослого тела. Но тела проходят, не так ли? Прямо вниз, жестокие края древесины терзают и отрывают куски мышц, сдирают клочья одежды и кожи.

Не сразу, протолкавшись сквозь паникующую толпу, смогла она подойти, не вовремя. В сумраке она рассмотрела лича достаточно ясно, чтобы понять: меч вряд ли окажется полезен. Ростом с полчеловека, крепкий продолговатый сплав трупов, обернутый в пергамент кожи. Более дюжины рук. Торчащие рылоподобные пасти на плечах, бедрах, шее, скулах. Немигающие глаза с красной каймой тускло светятся на самых разных местах. Каждая нога - конгломерат множества ног, сплетенных канатами; грудная клетка торчит ящиком, настоящей стеной ребер - прорубиться через них было бы невозможно, поняла она. Даже колющим выпадом. А голова - неужели это голова Ловкача Друтера?

Но ох, как капитану Сатер хотелось начать рубку проклятых рук!

Вистер полз мимо, плача хуже ребенка в намоченных штанишках, таща за собой кафель-нагель, словно огромную погремушку.

Сколько осталось?