Три повести о Бочелене и Корбале Броче

Будь проклят Инвет Суровий! Любому Здраворыцарю ясно: миф о первом святом - выдумка. Тот чужак - всего лишь хитрый ловкач, достаточно умный, чтобы извлечь выгоду из драгоценных суеверий и польстить самолюбию Суровия. Если кто и заслуживает приговора, так паладин Чистоты, топчущий город в удушающем облаке невозмутимой праведности, облаке таком густом, что лучшие горожане задыхаются.

Ах, но что сделала она сама? Разве Инвет Суровий не самочинно поставил себя во главе всех? Разве не склонен он к конформизму, не черпает уверенность в посредственности окружающих?

Посмеет ли она бросить вызов?

- Он сожрет меня живьем, - прошептала Метла. - Кого я обманываю? Он уже затачивает для меня пику на стене. Во имя Госпожи, нужно выпить! - С этим восклицанием рот ее лязгнул, закрываясь. Она огляделась, с облегчением убедившись, что рядом нет никого.

И тут тихий скрипучий голосок произнес: - Кто-то упоминал выпивку?

Голова Сторкул Метлы дернулась. Казалось, голос исходит откуда-то справа, но там никого нет. - Кто говорит? - спросила она.

- Я поймал на редкость восхитительный след.

Здраворыцарь всмотрелась и заметила небольшую, причудливо наряженную фигурку около правого сапога.

Фигурка пошевелилась. - Не узнаешь, Сторкул Метла? Да, эти одеяния мало мне подходят. "То был танцор, кружащий вихрем торжество..."

- Дурак, - ощерилась Сторкул. - Эти одежды принадлежат кукле-марионетке. Я вижу веревочки.

Фигурка пропищала: - Кукла? О! я истощился!

- Ты Порок, - сказала она. - Инеб Кашль. Почему ты еще не умер?

- О, ты не понимаешь! Я только и смог подползти к тебе! Зов твоего желания... я слышал!

- Ты ошибся...

- Ах, и ложь! Отлично! Да, ложь хороша. Я начинал со лжи!

- Тихо! Люди услышат.

- Лучше и лучше. Да, будем с тобой перешептываться. Выпивка, да? Спирт, верно? Я уловил след, ведущий за Внутренние ворота. Говорю тебе, след, полный всяческих излишеств. Спирт, ржавый лист, дурханг...

- Внутренние ворота? Ну, я как раз оттуда!

- Кто-то вошел в город, милочка...

- Кто-то? Чужак? Да, чужак. Я так и знала!

Она замолчала, размышляя. Видения неслись сквозь разум. Драматические выступления, сцены триумфа, падения иноземца и самого Инвета Суровия. Но не стоит действовать слишком быстро. Нет, пусть эти двое объединяются и дальше, каждый пособляя другому в великом обмане. Да, теперь она видит. Скоро в Чудно будет новый Поборник Чистоты.

Но вначале... - Отлично, Инеб Кашль. Мы идем по следу.

- Восхитительно! Подними же меня, женщина с темным сердцем. Через Внутренние ворота на прямой путь наружу!

- Тихо! Слишком ты шумный! - Склонившись, она подобрала крошечное существо, Инеба Кашля. - Больше не говори, - шепнула она, - пока я не дам знать, что безопасно.

У ворот она переглянулась с выбежавшим стражником. - Здраворыцарь, что у вас там?

- Ужасный ребенок, - сказала она. - Заразный.

Мужчина чуть подался назад. - Заразный?

- Дети не невинны, лишь неопытны. Весьма частое недопонимание. Вот этот шумлив, скандален и заботится лишь о себе самом.

- Особенный ребенок.

"Любая мать сказала бы тебе, кусок ослиного дерьма, что таковы все дети мира..." - Воистину. Такой особенный, что нет выбора: нужно удалить его из города во плоти.

- И что вы намерены с ним сделать?

- Оставить волкам. Бросить в корзину и в ближайшую реку. Продать опасным, ничего не подозревающим работорговцам. Еще не решила, стражник. Ну, соблаговоли встать в стороне, дабы испарения гнусного чертенка не отравили тебя...

Стражник сделал еще шаг назад и нервозно махнул ей рукой.

Чуть дальше на дороге она помедлила. - Ладно, никого рядом. Куда теперь?

- Прямо вперед, - отвечал Инеб Кашль. - Сорок шагов, затем налево, на тропу лесорубов и на холм. Самый верх. Боги подлые, запах силен и о, сколь сладостен!

Гнуснейшие желания ускоряли каждый ее шаг наверх. Весьма тревожно. Да, прежде она была - очень давно - слишком снисходительной к себе тварью. Сладкой соблазнительницей на службе этого самого, зажатого под локтем демона. Как мед в ловушке для ос, мохнатая мышка в змеиной яме, шлюха на задах храма. И это была славная, пусть вредная, жизнь. Она признавала, что тоскует по тем дням или, скорее, ночам. Что ж, не подстрой тот чужак и Инвет Суровий ее неизбежное падение, так и продолжала бы она новую незапятнанную жизнь Здраворыцаря, чистая думами - ну, почти всегда - и полная благочестивых порывов к правильному образу жизни. Ее уважали бы и боялись, представительную и поставленную намного выше жалкой массы подлецов, что заполонили улицы Чудно. Подлецов, заслуживающих лишь насмешливого презрения.