Три рэкетира

– Ничего, ничего, – прервал его мысли Протасов. – Мозгами соображай, дерево. Подкопишь лаве – возьмешь нормальную тачку. Как у меня. Не хрен тебе делать – под точилом лазить.

– А мне нравится с машинами возиться, – робко признался Бандура.

– Ой, не могу! Ух и неумный же ты парень, в натуре. Ну просто мрак…

Квартира на бульваре Лепсе оказалась раздолбаной сверх всякой возможности. Мрак и запустение царили в ней, как на руинах Карфагена после третьей Пуннической войны.[55]

– Захочешь, с отбойным молотком таких результатов не добьешься, – пробормотал Андрей. – Ну и бардак.

Армеец был прав на все сто – единственной ценной вещью в квартире была новенькая, зашитая дермантином бронедверь с глазком и блестящими турецкими замками.

– Руины Сталинграда, мать твою, – сказал Атасов, перешагивая груду старого тряпья в коридоре, – А это, часом, не труп?

Андрей сглотнул слюну. Половину плитки в санузле (старого, советского кабанчика), кто-то выдрал с «кишками». Возможно время, но не исключено, что у него были помощники. Осклизлую зеленую ванную дополнял унитаз, лишенный бачка и крышки. Унитаз распространял устойчивое зловоние заброшенного резервуара с фекалиями.

– Горшок в стиле ретро, – радостно сообщил Протасов. – Жуть, блин.

Часть паркета в комнате отсутствовала, часть, похоже, что горела. Двери тоже сохраняли следы пожара. Две висели на честном слове, одна просто стояла, прислоненная к стене в коридоре. В другой стене, между комнатой и кухней, зияла здоровенная дыра, проделанная либо снарядом, либо чудовищными крысами, либо каким-то потомком узника замка «Иф». Из мебели в квартире присутствовали только сбитый из досок стол и убогая кровать, на которой, судя по виду и запаху, коротал ночи больной анурезом. – «Здесь он и умер, заеденный насмерть клопами», – решил Бандура. Мутные от грязи окна были заткнуты по щелям почерневшей от старости ватой. Зато выходили в цветущий сад.

Я, типа, смотрю, – скривился Атасов, – что Трумэн[56] в 45-м три атомные бомбы сбросил. Две на Хиросиму и Нагасаки, третью – сюда какого-то хрена.

– Д-да ладно, Саша, – отмахнулся Армеец. – Зато на шару.

– Как это? – поразился Андрей, который полагал, что шара канула в прошлое вместе с квартирами в совминовских домах и закрытыми распределителями для сотрудников райкомов партии и выше.

– Ой, дурак, в натуре! – заржал Протасов.

– Есть тут а-агентство, Андрюша. По продаже не-недвижимости. Под нами работают.

– Голимые посредники, – вмешался Протасов. – А главные «удары» у них – когда лохов с квартирами опрокидывают.

– Как это? – не понял Андрей. – Какие «удары»? Как это – опрокидывают?

– Под «у-ударами» по-подразумеваются бо-большие барыши. Сразу.

– Откуда барыши? – окончательно запутался Андрей.

– Святая простота, – встрял Атасов. – Находят они, типа, одинокого бухаря и поят водкой – хоть залейся. Доводят в три месяца до белой горячки, глядишь и хата освободилась. Нотариус у них на процентах сидит, за деньги заверит, типа, что и Гагарин в космос не летал…

– Смотря сколько денег… – глубокомысленно изрек Протасов.

Или бабулю какую, которой квартира на Кресте[57] отломилась при Косиоре[58] еще в 37-м, к примеру, в землянку на окраине перемещают. Поближе, типа, к природе.

– А внуки?

– Внуки, Андрюша, могут спиться, обколоться, умереть от естественных причин и несчастных случаев. Бабушку Олега Правилова, никто бы и пальцем не тронул. Как ты понимаешь…

– Жалко бабку-то, – искренне ужаснулся Бандура.

– Жизнь, типа, такая, – философски заметил Атасов.

– Всех жалеть – жалелка сломается. Слышишь, Бандура – жалко у пчелки, в натуре.

– П-пускай их всех с-соцстрах жалеет. Ему за-за это деньги платят, – поставил точку Армеец.

Андрею стало не по себе. Холодом повеяло замогильным.

– Ничего, не вешай нос, братела, – подбодрил его Протасов, у которого побелевшее лицо Андрея проассоциировалось с убогим состоянием квартиры. – Пообживешься, блин, поработаешь с нами. Ум появится – подымешься до нашего уровня. Реально. Будет у тебя свой этот, как его, вечно, блин, из башки выскакивает… «плей бой», в натуре.

– «Пентхаус», – поправил Армеец.

– Неважно, е-мое.

– Валера, а что у тебя за дом? – робко спросил Андрей.

Протасовское лицо сделалось необычайно самодовольным.

– Элитное местечко, Бандура. Одна натуральная элита. Все крутые – мрак. Такие как я, а то даже круче!

У Андрея перехватило дыхание:

– Круче тебя?!

– Элита, типа, на элите сидит и элитой, типа, погоняет, – кисло сообщил Атасов.

– Реально! – самозабвенно распинался Протасов. – У кого камина нет – тот вообще не человек. В подземный паркинг тачки ниже «Лексуса» не пускают.

Атасова передернуло.

– Потом все эти вещи, чтобы на задницу газеты не переводить – все имеется, – увлеченно продолжал Протасов. – Сел, дал фонтан – и ништяк.