Три рецензии

Когда Максимилиану было 12 лет, он получил стипендию для обучения в парижском коллеже Людовика Великого. Свою унизительную бедность он компенсировал чрезвычайным трудолюбием и природной сообразительностью. Двадцати лет с небольшим, завершив образование, новоиспеченный адвокат вернулся в Аррас и спустя некоторое время начал выплачивать отцовские долги. Добившись первых успехов на профессиональном поприще, он сумел занять скромную должность в местном суде. Жизнь шла обычным порядком: Робеспьер ездил развлекаться за город с друзьями, писал шутливые стихи. Но вскоре молодой адвокат восстановил против себя аристократическую верхушку аррасского общества. Он не хотел довольствоваться тем, что могла предложить ему дореволюционная монархия, – и спустя несколько лет оказался в положении человека, которому нечего терять. Робеспьер отождествлял себя с жертвами произвола и использовал в качестве наступательного оружия соответствующую лексику. Он постоянно заявлял, что подвергается «угнетению», представляя в качестве «угнетателя» любого, кто был с ним не согласен. Все чаще он писал о своей будущей «трудной жизни», о предчувствии ранней кончины. На этом человеке лежала еще не вполне отчетливая, но совершенно явная печать будущей славы и трагической судьбы. Сочинения Монтескье сформировали его интеллектуальный мир, а романы Руссо воспитали чувства. Позже Робеспьер признавался в своей «поистине детской застенчивости»: он не мог сдержать нервную дрожь, когда ему предстояло произнести речь на публике. По своей природе он не был создан для борьбы, для ожесточенного соперничества. Как свидетельствуют современники, у него был довольно слабый голос, а значит, умение создавать атмосферу молчаливого согласия в залах революционных собраний, отличавшихся плохой акустикой, следует целиком отнести к его личным заслугам.

В 1789 году Робеспьер был избран в Генеральные штаты и переехал в Версаль. В Национальной ассамблее, которая возникла из Генеральных штатов, он входил в крохотную группу депутатов-радикалов, но это не слишком его тревожило: он не искал простых путей. Робеспьер всегда чувствовал себя частью гораздо более значимого большинства, которое составляли вместе Народ и Максимилиан, Максимилиан и Народ. Он быстро понял, что герои восемьдесят девятого года, пришедшие к власти, были самыми обычными политиканами дореволюционной закваски, лишь слегка подновившими лексикон. Прикрываясь пышными фразами из Декларации прав человека, они заботились на деле только о своих групповых интересах. Робеспьер разоблачал их двойную игру, пытаясь доказать, что эти люди не следуют тем принципам, которые провозглашают, – но, как правило, терпел неудачу. После взятия Бастилии он в течение двух лет отстаивал крайне либеральную и далеко идущую программу, выступая против смертной казни и цензуры, против рабства, за избирательное право для всех взрослых мужчин и отмену имущественного ценза, за предоставление гражданских прав евреям.