Три ролика магнитной ленты

М а х л а к о в а (громовым голосом). Ну, чего притихли?! Чем занимаетесь? — Комендантша обвела зловещим взглядом всю комнату, заглянула под кровать и вытащила оттуда пустую водочную бутылку. — Так, посудка! Это мы изымем, чтобы опосля не отпирались.

Богодухов валялся на койке в одежде и обуви, бренчал на гитаре.

М а х л а к о в а. Родимчик вас забей.

Богодухов лениво поднялся и сел на край кровати.

Б о г о д у х о в. Чо это ты, тетка, расходилась?

М а х л а к о в а. А ну, выкладывайте карты!

М и х а. Чего выкладывать?

М а х л а к о в а. Карты, говорю, выкладывайте!

Б о г о д у х о в. Какие карты, тетя? (Невинно уставился на комендантшу.) Ты шо, с похмелья, что ли?

М а х л а к о в а. Я те дам «с похмелья»!.. Охальник этакий… Сейчас же выкладывайте карты!

Голос Махлаковой гремел по всему общежитию. В дверь начали заглядывать.

М и х а. Чего привязалась?

Б о г о д у х о в. Нету у нас карт, понятно?

М а х л а к о в а. А дверь нашто запирали, как не в карты играть? Думаете я не понимаю?

Б о г о д у х о в (подскочил и приподнял штанины). Да я ж порты менял, — видишь? — чистые надел. Не могу же я при открытых дверях.

М а х л а к о в а. Ты мне зубы не заговаривай. Я вас как облупленных знаю.

Махлакова начала заглядывать в тумбочки, под подушки.

Б о г о д у х о в. Стой! Вспомнил! — Он засуетился, полез в свою тумбочку и извлек скомканный бумажный сверток. — Вот, держи!

М а х л а к о в а. Ты чего мне суешь!

Б о г о д у х о в. Да ты разгляди хорошенько. — Развернул сверток. — Это же самые настоящие карты. Во, гляди: Рассе-ея! А это Волга-матушка…

М а х л а к о в а. Нонче завкомы да парткомы заседали, по вас решали вопрос — гнать вон из общежитий! — Махлакова повернулась к Ваське Мохову, безучастно сидевшему на стуле. — Завтра перейдешь жить в другую комнату.

Комендантша, медленно развернувшись, пошла прочь. Половицы прогибались и вздыхали под ее тяжестью.

Б о г о д у х о в. Присаживайтесь, гости дорогие. — Богодухов подставил нам стулья и нарочита смахнул с них пыль. — Видите, что с нами делают? Разгоняют сплоченный трудовой коллектив. Разве так нужно нас воспитывать? Ну, признаем, есть у нас недостатки, то да се. Так ты поговори с нами, проведи разъяснительную беседу…

Р и м м а. Вот я и хочу… Неужели кроме карт вам нечем больше заняться? Ведь это же нехорошо…

М и х а. Так, давай-давай, воспитывай!

Богодухов засунул руки в карманы и стал бесцеремонно оглядывать Римму с ног до головы.

Р и м м а (со слезами в голосе). У нас в комнате отдыха и шахматы есть, и шашки… Журналы можно почитать… А в клубе сегодня интересная лекция…

Б о г о д у х о в. Про любовь?

Р и м м а. Нет, не про любовь.

Она изо всех старалась держаться мужественно перед этими парнями.

Б о г о д у х о в. А нам нужно про любовь. — Запел:

Ах, поцелуй меня,
Потом и я тебя,
И будем вместе целоваться мы с тобой…

Он приблизился к Римме. — Вот ты грамотная, воспитательницей работаешь. Объясни нам: поцелуй — это удовольствие или наслаждение?

Р и м м а (дрожащим голосом). Я на глупости не отвечаю!

Б о г о д у х о в. Ага, не знаешь!.. Эх, милая…

Я выключил «Репортер», и мы вышли из комнаты.

4

Машиностроительный завод. Механический цех.

Бойлерная в подвале цеха. Небольшая дежурка сантехников. Здесь никогда не бывает дневного света. Тускло горит маленькая электрическая лампочка. Стены серые, полумрак. Входная дверь — железная, тяжелая, распахнутая настежь, за ней лестница, ведущая наверх, в цех. Слева тоже железная дверь, на которой мелом неровно написано: «Жестянка». Перед контрольным щитом с манометрами небольшой стол в дырах, выкрашенный нитрокраской кирпичного цвета. На столе телефон и конторская книга. В углу чернеет отопительный калорифер, под ним обрезки труб, тройники и угольники…

На телефонный звонок из «жестянки» выскочил дежурный слесарь.

— Але!.. Чего?.. Да. Кого? Мохова?.. Нет, не знаю.

В «жестянке» — так называли жестяную мастерскую ее обитатели — сидели на верстаках Богодухов, Миха и еще двое. Не работали.

Богодухов втолковывал своим приятелям про «хитрую» науку — философию:

— У них, у этих философов, есть один такой закон, дескать, жизнь — это борьба…

— Это как понимать? — спросил Миха, пожевывая папиросу. Он сидел на верстаке и покачивал ногами в кирзовых сапогах. Двое других молча и с интересом уставились на Богодухова.

— А так. Вот пришли мы на работу и боремся… со сном.

— Ну! Гы-гы-гы! — загоготал Миха. — Вот дает!

— Я целый вагон книг по этому делу прочитал.

На лестнице послышались шаги. Богодухов затих, прислушался, выглянул за дверь.

— Начальство.

«Жестянка» вмиг наполнилась звоном жести и грохотом молотков.

Пришел мастер Дрожжин.

— Где Мохов? — спросил он у дежурного.

— Здесь давечь был.

— Позови всех…

Дежурный позвал.

Вышли. Расселись вокруг стола.

— Когда стояки закончите? — спросил мастер у Михи.

— Закончим, — ответил тот и поскреб щетину.

— Завтра к концу смены чтобы сделали.

— А куда торопиться? Работа — рупь да копа, да…

— Чтобы завтра все было готово! — сказал мастер раздраженно.