– Нет, Циби! Дай мне забраться наверх. Ты ведь знаешь, моя очередь первой трясти ветки! – кричит Ливи на сестру.
– Прости, я не смогла удержаться, – хихикает Циби.
– Тогда помогите мне забраться. – Ливи поднимает руки, чтобы ухватиться за нижнюю ветку, и сестры приподнимают ее. Она лезет выше и выше, потом кричит: – Начинаем!
Ливи принимается медленно, ритмично раскачиваться на толстой ветви, для равновесия держась за другие ветви у себя над головой. Внизу кружатся Циби и Магда, пока тысячи нежных цветков плавно опускаются на белую простыню.
Ливи перемещается по дереву, тряся ветви и прыгая на них. Цветки у нее в волосах, на всей одежде. Она визжит от восторга.
– Я заберусь еще выше! – кричит она.
– Ливия Меллер! – командует дед. – Я запрещаю тебе подниматься выше!
– Но, дедушка, я могу. Не волнуйся! И здесь наверху так много цветков.
– Пора спускаться, милая. Взгляни на простыню. Для нас здесь больше чем достаточно. Надо научиться делиться с другими.
Подпрыгнув еще на одной ветке, Ливи начинает нехотя спускаться, и вот она на земле. Простыня действительно плотно усыпана свежими цветками. Высушив их, мать будет заваривать чай – эликсир, как она его называет, – который не только согреет семью, но и убережет от недомоганий, случающихся в зимние месяцы.
Каждая девочка берется за угол простыни, а Ицхак – за четвертый угол. Ему трудно нагибаться из-за больных суставов, но он справляется.
– Раз, два, три! – кричит Ливи, и все четверо делают несколько шагов к центру простыни, приподнимая ее стороны.
Цветки собираются в большую кучу в центре. Ливи дает свой угол Циби, а Магда свой – деду. Затем они берутся за этот большой узел и, поблагодарив священника, прощаются с ним и выходят за ворота, направляясь по тропе к своему дому.
По пути им попадается Лотте Трац с простыней под мышкой. С ней ее старший брат Йозеф.
– Надеюсь, вы нам хоть что-то оставили, – с теплой улыбкой говорит Лотте.
– В этом году их миллион. – Ливи смеется. – Точно миллион.
Глава 15
Освенцим-Биркенау
Июнь 1943 года
У сестер пошел второй год плена, и Ливи пребывает в явной депрессии. Почти каждое утро Циби приходится вытаскивать ее на перекличку. Ливи отказывается есть, и Циби вынуждена запихивать еду ей в рот или припасать на потом. Циби часто бранит ее, и от этого Ливи отдаляется еще больше.
Но однажды утром не реагирует уже Циби.
– Ливи! Проснись!
Сестры делят нары еще с двумя девушками. Одна из них положила ладонь на лоб Циби.
– Оставь меня в покое, – говорит Ливи, поворачиваясь на другой бок.
– Это Циби. Она вся горит. Разве не слышишь, как она стонет?
– Она в порядке, – дерзит Ливи. – Оставь меня в покое!
– По-моему, у нее тиф, – шепчет девушка.
Наконец Ливи садится и смотрит на Циби, дрожащую под их общим одеялом. Циби конвульсивно дергает рукой, попадая Ливи в грудь.
– О-о! Циби, перестань! – хнычет Ливи.
– Разве не видишь, что она больна? – спрашивает ее соседка.
Ливи слезает с нар, щупает лоб Циби (ладонь у нее становится влажной) и поворачивается к девушке, которая выжидающе смотрит на нее: