Три сестры

– Ты не умрешь, Ханна. Мы тебе не позволим, – настаивает Циби. – Ты сейчас больна, но ты поправишься. Я недавно болела, но взгляни на меня сейчас. – (Ханна не отвечает.) – Обещай, что попросишь у своей капо какого-нибудь лекарства от твоих болячек.

Ханна вздыхает и смотрит на Циби:

– Обещаю. Попрошу у нее. Но пока просто посидите со мной на солнышке.

– Конечно, – говорит Циби. – И мы встретимся в следующее воскресенье. Увидишь, тебе станет намного лучше.

В следующее воскресенье Циби и Ливи спешат на то же место, но Ханны там нет. Они спрашивают о ней у девушек из ее барака, и одна из них рассказывает, что Ханну отправили в больницу и она оттуда не вернулась. Ливи вспоминает слова Риты о проведении отбора в больнице и думает, что это произошло снова. Сестры молча отходят в сторону, садятся на солнце и принимаются искать вшей.

Циби беспокоится, что этот эпизод опять ввергнет Ливи в депрессию, однако теплая погода и запас еды, недавно найденный ими на сортировке, помогают справиться с демонами сестры.

За летние месяцы в лагеря вливаются новые узники, и постоянно проводятся отборы. Циби предполагает, что это происходит в основном из-за недостатка места в Освенциме и Биркенау для размещения их всех. Вновь и вновь Циби и Ливи стоят в ряду с девушками из своего барака, пока офицеры рассматривают нагие тела девушек и, заметив у кого-то раны или болячки, немедленно отправляют этих несчастных в газовую камеру. Однако женщина-офицер СС Грезе выполняет обещание по поводу заключенных с четырехзначными номерами – их всегда отправляют обратно в барак.

Когда осень сменяется ранней зимой, Ливи вновь заболевает тифом. Циби отчаянно выискивает в приходящих чемоданах лук, чеснок или что-то еще, чем можно поддержать младшую сестру. Она находит тряпицу, в которую завернуто нечто вроде маленьких зеленых слив. Она приносит их в барак, но, прежде чем дать Ливи, откусывает кусочек и тут же с отвращением выплевывает.

– Где ты это достала?

У плеча Циби маячит молодая девушка, еврейка из Греции. Циби быстро заворачивает ягоды в тряпицу.

– Что?

– Эти оливки, где ты их достала?

– Оливки?

– Ты раньше никогда не видела оливок? – с ухмылкой спрашивает девушка.

– Нет, никогда. Они ужасные на вкус!

– Тогда можно я их возьму? Если они тебе не нужны? Обменяю их на хлеб.

Циби замечает блеск в глазах девушки и опускает сверток в ее руки.

– Возьми. И никогда не следует отдавать свою еду, но, поскольку у меня больна сестра, я благодарна тебе. Спасибо.

Однако жар у Ливи все не спадает, и каждую ночь она мечется на нарах, не давая спать соседкам. Они беспокоятся, что ее долгое отсутствие на перекличке будет замечено.

Наконец Рита говорит Циби, что сейчас Ливи безопасно отправить в больницу: отборы на время прекращены. Она должна быть в безопасном месте, и ей нужны антибиотики, а иначе она не выживет. Женщины вместе относят исхудавшую Ливи в больницу.

Оставив Ливи в больнице, Циби возвращается с тяжелым сердцем. Неужели она только что нарушила свое обещание быть рядом с сестрой, оберегать ее? А вдруг она в последний раз видит сестру? Циби слышит голос отца, говорившего им всегда держаться вместе, и представляет себе, как Магда заклинает ее никогда не оставлять Ливи одну.

Циби поворачивается и мчится обратно в больницу. Еле переводя дух, она говорит польской медсестре, что все нормально, что Ливи выглядит лучше, что ей не обязательно оставаться в больнице. Циби сама о ней позаботится.

В одной руке медсестра держит шприц, а другую кладет на плечо Циби, спокойно глядя на нее:

– Сколько лет твоей сестре? Одиннадцать? Двенадцать?

– Ей пятнадцать, – отвечает Циби.

Медсестра хмурится:

– Ну, она все равно маленькая. Я дам ей лекарство, которое должно помочь. И ты можешь мне доверять. Обещаю позаботиться о ней. Вы сестры, да? Вам повезло, что вы вместе.

Циби вновь уходит, но теперь у нее немного отлегло от сердца.

– С этой медсестрой ей будет хорошо, – говорит ей позже Рита. – Она польская заключенная, а не немецкий волонтер. Будь благодарна, поскольку от волонтеров добра не жди.

На следующий день Ливи приходит в сознание и уже в состоянии понять, где находится. Ей говорят, что она проведет несколько дней в отделении, а потом ее отправят в барак.

Все двенадцать коек в отделении заняты. Некоторые девушки спят, другие тихо постанывают. К вечеру Ливи становится немного лучше. Она улыбается девушке, лежащей на соседней койке, у которой лицо и шея странного желтоватого оттенка. Есть ли у нее заботливая сестра, как у Ливи? Вероятно, нет, думает она и протягивает к ней руку через проход.

Девушка делает то же самое.

– Я Ливи, – сжимая ее пальцы, шепчет Ливи.

– Матильда, – со слабой улыбкой говорит девушка.

В этот момент в палату врывается польская медсестра, а следом за ней Мала. Мала – заключенная, как и они, но работает переводчицей у немцев. Полька по рождению, она говорит по-французски, по-голландски, по-русски и по-немецки. Две женщины входят в комнатушку, где медсестра хранит лекарства, и закрывают дверь.