Три слова о войне

Он видел людей без ушей и носов. Видел, как свиньи копаются рылами в утробах мертвецов. Видел желтого пса, распятого на кресте. Видел совершенно голого негра-муджахеддина, знаменитого палача, тащившего санки по чистому белому снегу. Видел живых минных тральщиков. Видел изнасилованных девочек и слышал крики людей, которых заживо поджаривали на вертелах, а гигантские репродукторы разносили по округе их мольбы и проклятия. Видел мальчика, у которого вырвали глаза и заставили его съесть их. Видел и тех, кто все это творил. Видел корчму, в которой два схваченных преступника работали подавальщиками. На стене было написано: «За каждого умышленно убитого официанта выставляется пиво!» Он шагал по святым ликам и псалтирям, смотрел, как минарет взлетает в небо, словно ракета, видел катящиеся по футбольному полю головы… Он видел все это, но не сошел с ума.

Он пришел погреться к ближайшему соседу. Там он увидел старые настенные часы из своей столовой. Сосед рассказал, что много чего из его имущества есть в других домах. Он же сумел спасти для него только часы.

И мужчина принялся обходить дома…

В одном его угостили ракией из хрустального сервиза, который его мать принесла в дом с приданым. «Забирайте, если это ваше», – сказала молодая женщина. «Нет, – ответил он. – Но все равно вам спасибо!»

В другом доме он посидел на своем обитом толстой материей стуле, в третьем, где для него испекли оладьи, узнал ковер из своей гостиной… И все предлагали ему забрать свои вещи, хотя сами были погорельцами, без дома и имущества, сами потеряли все, что наживали годами, но он ничего не брал. «Пусть вам послужит», – говорил он и уходил в другие дома, к другим несчастьям и бедам…

В последнем доме, что возле кладбища, поселился какой-то сухощавый вспыльчивый человечек с закрученными усиками, наверняка настоящий скандалист и задира. Как только его впустили в дом, мужчина сразу узнал свой диван – одну из тех старых конструкций, обтянутых темно-красной кожей с латунными гвоздиками, которые еще до той, предыдущей войны украшали провинциальные адвокатские кабинеты. Он знал в нем каждую складочку, теплый блеск кожи и все места, из которых когда-то давно выпали тонкие латунные проволочки… Сколько раз он леживал на нем после обеда, умостив голову на мягкий валик!

Он без приглашения уселся на свой диван, ощутив уверенную мягкую силу его пружин. Наконец он вернулся домой! Низкорослый забияка садиться не собирался. Крупная светловолосая женщина на всякий случай приобняла босоногого ребенка, продолжая свободной рукой мешать фасоль в горшке. В доме смердело мокрыми дровами и нищетой. В углу на пустых мешках лежала старуха и курила махорку.

«Это мой диван», – спокойно произнес мужчина.

«Нет, мой, вот те крест, – немедленно отреагировал задира, воинственно подбоченившись. – Я его купил, как честным людям и полагается!»

«У кого?»

«А почем мне знать? Кто только здесь не шляется и не торгует. Я за него овцу отдал!»

Мужчина повторил, что этот диван его, а низкорослый задира потребовал доказательств, которым он, естественно, не поверил, после чего накинулся на этих, с гор, из-за которых все это началось и из-за которых он потерял дом, хозяйство и много еще чего, да у него таких диванов с десяток было, еще и получше этого, а теперь вот, в конце концов, спит по чужим кроватям и остался совсем без ничего, хотя и сражался в эту войну, отстаивая право на жизнь, и все у него на родине знают про это. А теперь вот у него хотят и этот диван отобрать, за который он честь по чести овцу отдал. Только через его труп.

Старуха, привыкшая за долгую жизнь к бедам и несчастьям, молча глядела на них из своего угла, попыхивая самокруткой из газетной бумаги. Женщина с ребенком отступила в дальний угол.

Ополченец поднялся с дивана и встал лицом к лицу с задирой.

Как ни странно, в его глазах не было ненависти, но только светился ледяной страшный огонек, как у змеи, гипнотизирующей взглядом лягушку. Воцарилась тишина. Он вытащил нож, сверкающий и длинный, с зазубренным лезвием. Женщина ладонью подавила крик. Старуха молча созерцала эту картину черепашьими глазами.

Он взмахнул им перед побледневшим хозяином, и лезвие впилось в темную кожу дивана. Потом запустил руку в мягкую утробу и вытащил оттуда две толстых пачки зеленых американских долларов.

«Это что тебе, не доказательство?» – спросил он.

«Да, да, он взаправду ваш – пробормотал низкорослый забияка. – Забирайте, забирайте его! Мне чужого не надо…»

Ополченец вытащил из пачки бумажку и положил ее на скатерть.

«Купи малому ботинки, – сказал он, после чего добавил еще сто долларов, – А это старухе на табак».

Он направился к дверям.

«Что же вы его не забираете? – вприпрыжку понесся за ним хозяин. – Он ваш, забирайте его. Плевать я хотел на овцу…»

«Будь здоров», – произнес мужчина и исчез в снегопаде.

И тогда коротышка схватился за волосы и принялся биться головой об стол: «Ну я идиот, ну я болван! Кретин распоследний, – запричитал он. – Столько голодаем, и все это время я на таких деньгах валялся!»

Коридор