Двор наместника был рядом с гимназией, Уллубий часто видел этого дряхлого старика, когда он с женой и взрослыми сыновьями в сопровождении юнкеров выходил, из дворца и садился в коляску, отправляясь на какую-нибудь увеселительную прогулку, а то и на охоту: граф был заядлым охотником.
Шли годы. Уллубий окончил гимназию, поступил в университет. А потом, когда его исключили как политически неблагонадежного и лишили права жительства в Москве, он снова приехал в Тифлис. Он рассчитывал пожить там некоторое время, отсидеться, заработать частными уроками немного денег, а потом вернуться обратно в Москву, восстановиться в университете.
Приехал он с письмом от своего однокурсника Саши Хуциева, которое тот адресовал своему отцу. Когда-то они с Сашей учились в одном классе Тифлисской гимназии, а Сашин отец — Александр Луарсабович Хуциев (Хуцшнвили) преподавал в этой же гимназии математику и физику. По этим предметам у Уллубия всегда были самые высокие баллы, он был любимцем Александра Луарсабовича. Однажды тот даже спас Уллубия от ареста: классный наставник нашел у него в парте «Письмо к Гоголю» Белинского. Дело могло кончиться плохо, но Александр Луарсабович заступился за своего любимого ученика, взяв его на поруки.
В письме Саша просил отца приютить Уллубия. Александр Луарсабович сделал это с радостью, сразу же заявив: «Жить будешь у нас». Уллубий без колебаний принял это предложение, оговорив, что будет вносить хозяину дома скромную лепту за свое содержание. Деньги он зарабатывал репетиторством.
Жизнь потихоньку наладилась. Но Уллубия не покидала мысль о продолжении учебы. Прошение за прошением посылал он в университет, прося восстановить его в студенческих правах. Ответа не было. Однажды, совсем потеряв надежду, он даже решил уехать в Турцию, чтобы поступить в Стамбульский университет. Выправил даже заграничный паспорт. Но из этой затеи ничего не вышло: с погранпоста в Арзеруме его вернули обратно.
Вновь потянулись привычные уже тифлисские будни.
Однажды, когда он ехал в трамвае по знакомым тифлисским улицам, кто-то положил руку ему на плечо. Уллубий обернулся и увидел прямо перед собой улыбающееся незнакомое лицо юноши с усами и небольшой изящной бородкой.
— Генацвале, куратгеба[45]
, вы, вероятно, обознались, — удивленно сказал он.А тот улыбается ему как давний знакомый.
— Не узнаешь? — говорит. И пристально так смотрит в самые его глаза. — А я тебя сразу узнал. Буйнакский? Верно?
— Прости, — пожал плечами Уллубий. — Совсем не помню.
— Ты помнишь, должен помнить. Я читал стихи у портрета царя. А ты стоял в толпе. Ты тогда учился в восьмом…
— Отиа! — воскликнул изумленный Уллубий. — Жив? Да ведь тебя же…
— Тс-с! — Отиа предостерегающе приложил пальцы к губам.
Они сошли на ближайшей остановке, и Отиа рассказал поистине фантастическую историю своего побега из тюрьмы, где он сидел в ожидании казни.
Отиа хорошо знал Уллубия. Он сам не раз давал ему запрещенную литературу. Был даже случай, когда Отиа выручил Уллубия из довольно серьезной передряги. Учитель словесности Черников обратился к одному из учеников их класса, бакинцу Салиму, с каверзным вопросом:
— Ну-ка, туземец! Как правильно: «У рыбей нет зубей», «У рыбов нет зубов» или «У рыб нет зуб»?
Это была старая шутка, и, строго говоря, в ней не было бы ничего обидного, если бы вопрос был обращен к русскому мальчику. Обидно до слез прозвучало презрительное словечко «туземец». И уж совсем вывела Уллубия из себя злобная ухмылка учителя, когда растерявшийся Салим, попавшись на удочку, ответил:
— Правильно будет: «У рыб нет зуб».
И класс, подстрекаемый учителем-шовинистом, злорадно засмеялся.
Тут Уллубий не выдержал, крикнул:
— Прекратите издевательство!
Разгневанный учитель вышел из класса и, хлопнув дверью, побежал жаловаться директору. Но когда директор вызвал Уллубия к себе для объяснения, Отиа неожиданно пошел вместе с ним и заявил:
— Он тут ни при чем! Это я кричал!
Директор не хотел раздувать эту историю, и дело замяли.
Да, Отиа знал Уллубия и полностью доверял ему. Поэтому он не стал таиться и откровенно рассказал ему всю историю своего чудесного спасения.
Однажды во время прогулки к нему подошли два человека в солдатской форме, накинули ему на голову мешок, связали руки и потянули куда-то. Сперва его долго вели закоулками, потом, связанного, тащили на руках. А когда развязали и сняли с головы мешок, оказалось, что он находится уже не в тюрьме, а в каком-то винном погребе. Так он вышел на волю и с тех пор живет на нелегальном положении.
— Но кто же были эти люди? — удивленно спросил Уллубий.
— Наши, — пожал плечами Отиа.
— Что значит «наши»? — все еще не догадывался Уллубий.
— Наши товарищи. Из центра социал-демократической партии…
Вспомнив эту историю, Уллубий задумался.
Отиа был счастлив, что его так ловко спасли от петли. Его согласия, правда, даже не спрашивали. Но если бы спросили, он наверняка не стал бы перечить товарищам, а тотчас же с радостью согласился на побег.