Три солнца. Сага о Елисеевых. Книга II. Дети

Петина осень прошла в делах службы, в письмах к Татьяне и, как ни странно, в приемах и балах. Благодарный Аркадиев при любой возможности тащил Петю в самые престижные салоны. Поручик побывал на ассамблеях, где гостями были великие князья. Особенное впечатление на Петю произвел Борис Владимирович, о загулах которого в народе складывали обличительные сказания. Поручик и не думал, что когда-нибудь ему выпадет шанс увидеть знаменитые кутежи воочию. Князь был постоянно окружен целым гаремом кокоток. Петя ни на кого из дам не обращал внимание, поскольку все его мысли были заняты исключительно Татьяной. Лишь один раз он чуть дольше задержал взгляд на одной чернобровой барышне, которую обхаживал князь.

В этих же салонах часто обсуждали острые политические вопросы. Ситуация в тылу продолжала накаляться. Страну раздирали внутренние противоречия. Шептались о всевозможных заговорах – о фронде великих князей против Николая II с различными вариациями того, кто после него займет престол, об интригах Государственной Думы против монархии. Вся страна превратилась в театральную сцену. Присяжные поверенные срывали аплодисменты на открытых слушаниях политических процессов, выступления в Государственной Думе некоторых депутатов могли дать фору любым самым успешным театральным фарсам.

Григорий Григорьевич, будучи гласным городской думы, председателем нескольких комитетов, которые плотно работали с Государственной Думой любил прийти послушать выступления депутатов на хорах. Так они с Кобылиным попали на речь Милюкова «Глупость или измена», с первых же слов которой торговым магнатам было очевидно, что она не сулит стране ничего хорошего.

– Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе, – сразу заявил Милюков.

– Верно, – Дума взорвалась аплодисментами. Большинство депутатов разделяли это мнение.

У Григория с Александром зашевелились волосы на голове. Они посмотрели друг на друга, словно пытаясь поделиться своими эмоциями. После таких заявлений можно было ожидать либо революции, либо жесткой реакции правительства, вплоть до ареста Милюкова.

– Все союзные государства призвали в ряды власти самых лучших людей из всех партий. Они собрали кругом глав своих правительств все то доверие, все те элементы организации, которые были налицо в их странах, более организованных, чем наша, – продолжал лидер партии кадетов.

– Типичная песнь нашей интеллигенции – ах, за границей все лучше, – прокомментировал Елисеев на ухо Кобылину, чтобы не мешать остальным гостям наслаждаться речью: – Но он же был за рубежом недавно. Знает ситуацию. Чем же там лучше? Разве что там нет таких лже-патриотов… Кого он здесь хочет надуть?

Ссылаясь на немецкие газеты и пересуды в разных странах, Милюков громко задавался вопросом о предательстве российского правительства и не только. Назначение Штюрмера на свой пост он назвал «победой придворной партии, которая группируется вокруг молодой Царицы», воспользовавшись выражением какой-то желтой прессы, связав воедино Императрицу и предательство. Это было неслыханно!

Дума шумела, в большинстве своем поддерживая оратора. Среди бурно аплодирующих членов Думы Гриша заметил графа Закретского, что нисколько Елисеева не удивило. Лишь выкрики Маркова и отдельных представителей крайне правых изредка разбавляли общее Думское восхищение. Гости на балконе также одобряюще гудели.

– Что он несет? Мели Емеля, твоя неделя! Ни единого доказательства, но посмотри, как они все хотят в это верить! – Григорий выглядел обескураженным.

– Если кто-то и приведет страну к поражению, то вот эти господа, – разделил возмущение Гриши Кобылин.

Речь была длинная, но по сути это был набор бездоказательных обвинений.

– Кабинет, не удовлетворяющий этим признакам, не заслуживает доверия Государственной Думы и должен уйти, – подытожил свои призывы к Думе бороться за отставку правительства Милюков.

Удрученные Григорий Григорьевич и Александр Михайлович ехали домой молча.

– Это прямой призыв к революции! Как он посмел? Дума совершенно распоясалась! – не выдержал Кобылин, когда они разместились у Гриши в кабинете за рюмочкой золотистого коньяка.

– Это низость и подлость! В то время, когда страна ведет войну, пытаться устроить заговор в тылу… Заметь, тоже самое было во время войны с Японией… Они действуют по одному плану, – Елисеев был мрачен.

– Ты думаешь, у них что-то из этого выйдет?

– Не знаю… Государю почти не на кого положиться. Кроме царицы, которая всех заговорщиков давно раскусила. Мудрая женщина, поэтому они так ее ненавидят! Если б только государь к ней прислушался…

Государь советам императрицы не последовал. Вместо ареста Милюкова и снятия мундира с Родзянко стало известно об отставке Штюрмера.

– Раскусила заговорщиков? Кого ты имеешь в виду? – уточнил у друга Кобылин.

– Да вся компания скандалистов, интриганов и себялюбцев – Родзянко, Гучков, Львов и иже с ними.

– А как тебе эта затея с ответственным правительством, подчиняющимся Думе?

– Боже упаси! Если эти пустобрехи встанут во главе государства – конец России! Там тщеславия куда больше, чем мозгов!

XIV