В конце концов, кто такой был Саша, чтобы спорить с декадансом и эстетикой Серебряного века? Творческие и аристократические круги сплошь кишели не просто адюльтерами, а устойчивыми любовными треугольниками, начиная с Маяковского и Бриков и заканчивая странным браком Блока. Докатились сии тенденции и до народный масс, которые нашли в них свою правду. Казалось бы, самое время пересмотреть свое отношение к любовной коллизии отца. Но, поскольку Григорий Григорьевич для Саши был типичным капиталистом, его поступки не могли быть благородными или просто романтичными, все они были лишь плодом буржуазной распущенности и эгоизма. То ли дело Зоя!
IV
Февраль выдался промозглым и слякотным. Удивительно, но в столь хмурое время не только у Александра рождались матримониальные мысли.
Сергей работал над очередным переводом с японского, когда в кабинет зашла сестра. Мариэтта без разрешения взяла со стола исписанные листки и прочла вслух несколько строк на русском, чтобы привлечь к себе внимание.
– Серж, какой же ты талантливый!
Брат, который уже был готов сделать девушке замечание на тему бесцеремонности, улыбнулся. Сестренка сразу начала с лести, вероятно, далее должна была последовать какая-то просьба.
– Премного благодарен за столь лестную оценку моих скромных способностей, но сейчас я немного занят, – ласково заметил он. Молодой отец семейства трудился без отдыха, жадно хватаясь за любые профессиональные возможности, которые предоставляла ему судьба, словно боясь упустить каждую секунду драгоценного времени.
– Я не отниму много твоего времени… Скажи, Серж, может взрослый, свободный человек решать свою судьбу?
– Взрослый и самостоятельный, положим.
– Одна моя подруга собирается замуж…
Сергей отложил книгу.
– Так-так, и что же это за подруга?
– Ты ее не знаешь, мы познакомились на открытой лекции о дадаизме…
– Прелестно! Так в чем же сложность? Брак устраивают родители, а ей не нравится избранник?
– Отнюдь, они с женихом любят друг друга… но она не может решиться сообщить родным…
– Отчего же?
– Ей кажется, что они не одобрят ее выбор…
– А это мезальянс?
– Не в этом дело… если предположить, что все-таки их намерения не будут встречены с пониманием, имеет она право венчаться без их благословения?
– Гипотетически, если ей уже больше шестнадцати… но ты уж прости мою настойчивость, неужели она даже с матерью поделиться не может? – Сергей заподозрил что-то неладное. Ему показалось, что речь идет совершенно не о подруге, а о самой Мариэтте. Но он боялся спугнуть ее прямым вопросом.
– Мать знает, но ничего не может сделать, – отрезала сестра.
– Позволь мне дать совет твоей подруге, раз уж ты поинтересовалась моим мнением, – попытался завуалировать свое послание брат: – пусть она не торопится! Когда закончится война, и жизнь вернется на круги своя, если их чувства сохранятся, они смогут венчаться спокойно, без спешки. Возможно, к тому времени и родственники смягчатся.
– А когда она закончится? Вдруг через сто лет, как война между Англией и Францией?
– Ну что за глупости? – Серж ласково, как ребенка, обнял насупившуюся сестру: – Прошу тебя лишь об одном, у тебя не должно быть от меня секретов. Что бы ни было, я постараюсь помочь. Я знаю, Глеб скоро должен приехать в отпуск, и надеюсь, ты сохранишь благоразумие.
– Вам всем мое благоразумие важнее моего счастья! – вспыхнула Мариэтта и, вырвавшись из братских объятий, ушла из кабинета.
Сергей еще долго не мог вернуться к работе. Его беспокоила сама мысль о том, что младшей сестре могут заморочить голову и воспользоваться ее наивностью. Он считал, что взрослый мужчина, офицер, не должен так поступать. По его мнению, это было непорядочно. Предположим, Глеб даже готов был жениться на ней, но он ведь снова уйдет на фронт и, если его убьют, Мариэтта останется вдовой с довольно низкими шансами устроить свою жизнь позже. У Сергея кавалер сестры в целом не вызывал восторга. У него не было такого сильного отторжения, как у Шуры, но все же молодой офицер не был их поля ягодой. Он был другим. С чуждыми им идеалами и стремлениями. Серж думал, что Глеб вполне мог бы понравиться отцу.
V
Февральская серость за окном усугубляла тревожные мысли Елисеева. В городе распускались слухи о дефиците муки и хлеба. Поддавшаяся панике толпа опустошала прилавки, как когда-то ордынцы обирали до нитки захваченные русские деревни.
– «В последние дни отпуск муки в пекарни и выпечка хлеба в Петрограде производится в том же количестве, как и прежде. Недостатка хлеба в продаже не должно быть. Если же в некоторых лавках хлеба иным не хватило, то потому, что многие, опасаясь недостатка хлеба, покупали его в запас на сухари», – читал вслух Григорий «Ведомости петроградского градоначальства»: «Мука в Петрограде имеется в достаточном количестве. Подвоз муки идет непрерывно».
– Гриша, это же правда? – спросила Вера Федоровна, не поднимая глаз от вышивки.
– Что ржаной муки достаточно? Истинная правда. Я по Елисеевке сужу. Урожай был хороший. Мы по сбору ржи в прошлом году обогнали Америку чуть не в два раза, так что голод России не грозит.