Император принял командующего Северным фронтом после ужина. Переговоры выдались бурными. Генералу никак не удавалось убедить императора в необходимости конституционной монархии. Царь считал, что в таком случае и монархия не имеет смысла, кроме того он был невысокого мнения о кандидатах на роли в так называемом ответственном министерстве. Обсуждение затянулось до поздней ночи и прерывалось несколько раз. Петя видел Рузского в таком крайнем возбуждении впервые. Он был резок и не стеснялся в выражениях. В перерыве он высказал Воейкову, что это их распутинская клика во всем виновата, это она довела страну до такого трагического положения. По обрывкам некоторых брошенных фраз поручик понял, что и с императором командующий Северным фронтом не слишком деликатничал.
В половине одиннадцатого Николаю II поступила телеграмма от Алексеева с манифестом о создании Временного правительства, которая, похоже, переломила ход переговоров. Император уступил натиску и согласился на формирование ответственного министерства.
Эта ночь была бессонной для всех. В какой-то момент Петр надеялся, что все позади. Но суета продолжалась даже после того, как монарх прекратил сопротивление.
Еще до согласия Николая II на формирование ответственного министерства Рузский пытался связаться с Родзянко. Однако тот в силу абсолютной занятости не мог говорить с генералом сразу же. А позже, когда, наконец, разговор состоялся, оказалось, что теперь достигнутых договоренностей было недостаточно, и династический вопрос был поставлен ребром. Петя самого разговора слышать не мог, но через окно видел растерянного генерала. Казалось, что все последующее было для командующего Северным фронтом полной неожиданностью. Переговоры с Думой закончились утром.
Пока император спал, генерал-адъютант Алексеев, которому в Ставку передали разговор Рузского с председателем распущенной Думы, разослал командующим всех фронтов телеграмму. В ней он обрисовывал отречение Николая II, как единственный вариант сохранения мира в тылу, что было наиважнейшим условием продолжения войны с Германией. В ответ высшие армейские командиры с разной долей убежденности поддержали идею отречения.
Утром Рузский снова был у Государя. Он принес ему новые требования Думы. Кроме того, царю зачитали все телеграммы с поддержкой отречения от командующих фронтов. Стороннему наблюдателю могло показаться странным, но мысль о потере престола была не столь отвратительна Николаю II, как идея нести ответственность за честолюбивых и недалеких интриганов во вновь создаваемом министерстве, возомнивших себя великими общественными деятелями и рупорами гласа народного. Императорская свита, которая не была посвящена в детали всех происходящих переговоров, впала в шок, когда старик Фредерикс объявил по-французски о решении императора отречься. Им показалось, что столь судьбоносный вердикт дался Николаю II слишком легко.
Новость молниеносно разнеслась среди всех, кто присутствовал в штабе Рузского. Петю настолько захлестнули эмоции, что его буквально начало трясти. Он чувствовал, как внутри дрожит каждая клеточка его тела. По спине бежал мерзкий холод. Его знобило. Поручик решил, что это нервный срыв, но оказалось, что у него страшный жар. Петр пришел доложить о своем недуге командиру, но тот лишь отмахнулся. Вершилась судьба империи, и ему было совершенно не до болезни какого-то Елисеева.
Петю с инфлюэнцей отправили в госпиталь, и он не застал приезда Думской делегации, возглавляемой небезызвестным Гучковым, которому преданный всеми Николай II передал акт об отречении от престола за себя и за своего сына в пользу брата Михаила Александровича.
Весенний месяц март уже не в первый раз был крайне жесток к российским императорам. «Кругом измена, трусость и обман», – описал тот день в дневнике Государь.
VIII
В субботу четвертого марта, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, Григорий решил с утра загрузить себя работой, а вечером встретиться со Степаном Петровичем, его приятелем и Кобылиным на партию в бридж. Ранним утром он вышел из парадной и был оглушен уличным гвалтом. Мальчишки-газетчики заглушали щебет весенних птиц. Григорий Григорьевич сразу не сообразил, о чем они так истошно верещали, перебивая друг друга. Лишь через пару секунд он, наконец, расслышал, что галдят разносчики прессы об отречении царя. Купец почти вырвал газету у одного из крикунов, сунув монету в его чумазую ладошку.
– Манифест об отречении от престола, Николая II… – гласил восьмой номер «Известий». За манифестом Государя следовало отречение его брата, Михаила Александровича.