Три степени свободы (СИ)

— Я всегда буду знать, что я Тай и что это мой дом, мой лес… — шепчу для себя и это время вернуться к истоку.

Деревья качают ветками, повсюду слышится шум, шорох, то белки, то зайцы, то кто-нибудь покрупнее, умеющий оставаться невидимым. Незримую дорогу помню хорошо, инстинкты не задремали за столько лет, но найду ли свою родную маленькую и дикую деревню на том же месте? Возможно, они все таки ушли вниз или вверх по реке, или глубже в лес, ближе к болоту.

— Тише, тс-с-с, — раздается слева, и после глухой звук, вскрик, — да тише.

— Выходите, — разворачиваюсь лицом к кустам, в которых предположительно дети.

— А ты уходи, чего это чужеземцы к нам вторгаются? — кто-то очень смелый, но все еще не показывающий себя.

Глупо доказывать, что я вовсе не чужеземец, вообще нет смысла что-то кому-то доказывать.

— Отведите меня к Оло. Вы его знаете?

Из засады вылазят двое мальчишек, как и предполагалось, один выше, другой смелее:

— Зачем? Зачем тебе мой отец?

Отец? Вот значит как, на душе разливает тяжелое тепло. Оло уже стал отцом, и его сын смотрит на меня с любопытством, интересом, не имея никакого понятия, кто я. А даже если бы ведал, какая здесь разница? Титулы здесь ничто, а потомство — многое.

— Я его друг, и если не боишься, что твоего отца я сильнее, то отведи.

Презрительно хмыкает и все же осматривает на предмет опасности.

— Мой отец лучше, пошли.

— Ты уверен? — второй тыкает сына Оло в бок, но тот лишь отмахивается, и мы уходим дальше в лес через сухие заросли.

— Мой отец самый выдающийся охотник, — на ходу перечисляет заслуги. — Таких кабанов убивает, оленей выслеживает, а всего несколько дней назад напавшего волка в одиночку завалил.

Деревня не сдвинулась, деревня разрослось. Множество нор, вижу жилища, устроенные на развалинах крупных деревьев, на разросшихся могучих ветвях. Вижу место главного огня, место вече, маленькая выжженная поляна для приготовления кухни на всю «семью». Взрослые останавливаются, завидев меня, кладут руку на рукоятки орудий, хватаются за лук, берут стрелы.

— Отец! Отец! — мальчуган, что привел, забегает под большой шатер из шкур и уже оттуда машет, чтобы я следом зашел. Захожу, игнорируя косые взгляды.

Деревянные вырванные и обрубленные пни служат сидениями возле костра. Тени пляшут на шкурах, стоит запах дыма, травы и пота. Сразу узнаю Оло по глазам, по его особому доброму, умному взгляду, которым он всегда смотрел на меня. И сейчас.

— Вернулся?

— Кто это? — вклинивается сын, и Оло прогоняет его отмашкой:

— Иди к матери. Не мешай, — после обращается ко мне: — Садись, выпей. Может, расскажешь чего, Тай? Или кто ты уже там?

Разогретая в чане трава наливается в вырезанную деревянную кружку без ручки, и я принимаю напиток из его рук. Первый глоток знакомого варева — словно и не пропадал.

— Никогда не забывал, кто я, а я — Тай.

Оло плохо прячет улыбку, притворяться совсем не умеет, непривычно вновь доверять тому, что видишь и что слышишь, не ища обмана.

— У тебя уже сын, поздравляю.

— И дочь, — кивает, — а у тебя?

Цветок в клетке и руки в человеческой крови. Умалчиваю, такое стыдно рассказывать.

— У меня есть только я, — притворно весело шучу, и делаю глоток, убирая горечь во рту горечью еще большей.

— Ты ведь не навсегда вернулся, зачем тогда? — никакого веселья, но расположение духа мягкое, чувствую.

— Я живу в том доме, ты можешь свободно ко мне приходить, — новый глоток, — и ты приходи, когда хочешь.

— Неужели дом твой?

— Да, — допиваю варево, — приходи, пожалуйста, хоть иногда.

— Приду, — наливает вторую порцию. — А тебе повезло, что сына моего встретил, лес стал опасным местом даже для нас.

Настораживаюсь, внемлю каждому слову:

— Множество семей в округе, некоторые непонятно откуда пришли и кто вообще. Агрессивные, убивающие даже своих, не говорю уже о чужих. В лесу полно людей, и многие из этих людей звери, Тай, догадываюсь, что из тех земель, откуда ты пришел, догадки, опять же.

— Буду иметь в виду, но дорогу сюда я помню безошибочно.

— Все таки, ты наш, Тай, — и с этим мы выпиваем снова.

Со мной делят трапезу — хорошо прожаренного, предварительно выпотрошенного, освежеванного оленя и несколько кроликов. Никаких овощей, пряных приправ и хлеба.

Возле костра трудно дышать, пишу сложно глотать, и все гогучут и смеются, особенно пляшущие дети. Меня мало кто узнал, но многие помнят, помнят рано осиротевшего мальчика, но видят-то перед собой взрослого человека.

Оло провожает, и вместе со мной выходит из леса, доходит до ворот, касается рукой железного забора.

— Доброй ночи, Тай, — бьет приятельски по плечу на прощание, и я наблюдаю, как он уходит, удаляется, забирается обратно в темноту ставшего опасным леса.

Пропах землей, костром, жаренным мясом, горячей травой, потом и много чем еще. Надо вымыться до того, как меня увидит Каллис, иначе возродится в его глазах ненависть и чувство неприязни.

— Добро пожаловать домой, господин, — мальчик-слуга кланяется и смотрит в пол, когда я прохожу мимо.

========== Глава 7. Неволя для человека ==========

— Как тебя зовут?