Три степени свободы (СИ)

Молчу, а он пододвигается ближе, я все еще молчу, а его рука тянется к моему плечу. Чувствую горячие пальцы сквозь тонкую ткань пижамы и леденею. Да, с кем я только его не сравнивал: и с волком, и с пиявкой, но все это не совсем верно, хоть и не лишено истины. Но на самом деле, Тилла больше похож на дикий цветок самого примитивного на вид куста. И цветок ядовит, никому не нужен, и обладает невероятной выживаемостью, приспосабливаемостью к условиями. Почему же этот цветок выбрал меня для роли куста? Хватит паразитировать на мне, Тилла.

Его руки находят мои руки, цепляется, трогает, мнет как тесто, только нежно и очень-очень цепко. Становится горячо от его пламенных конечностей, в животе, в желудке и груди как лава разливается, необычное чувство, еще никто такого не приносил. Какое-то болезненное удовольствие в голове, почти мазохистическое. Может, магия? Я околдован зверем?

Подносит мои руки к губам и ими же припадает, губы неизменно огненны, легкое касание ощущается как укус языка яркого пламени. Да, каждый поцелуй — как удар, и Тилла наносит их сотнями. Впервые, впервые становится жалко мальчика, а он все же мальчик.

Наконец, все заканчивается, Тилла медленно отдаляется, но глаза упрямо смотрят на меня. Словно внутренности мои разглядывает, стали ли они нежными?

— К сожалению, мне нужно идти, — говорит прохладно, вероятно, одумался.

— Куда? — хочется спросить еще — к кому, но Тилла уже отвечает:

— У меня сегодня важная миссия, значительнее и наконец сложнее, чем обычно, но ты заскучать не успеешь, как я уже вернусь.

Контролирую порыв попросить его вернуться скорее, словно он друг, а не враг, вероятно, сказывается отрезанность от мира, скука. Контролирую и наблюдаю его тихий уход, не пожалеть бы, что ничего не сказал в напутствие.

— Меня отсылают из замка, Каллис, — Суннилл усаживается в небольшое и неуютное кресло в темном углу, — как и остальных нас. Больше Демерии мы не нужны и Королевства как такового больше нет, сложно сказать, чем мы правим.

— А Король?

— Если бы его кто видел, подозреваю, что он и вовсе мертв, — смеется, — и это делает наше положение еще хуже. Не буду скрывать, что мне боязно и не столь за положение, сколь за собственную жизнь, — склоняет голову и выдает иронизируя: — В каком-то смысле тебе повезло.

— В каком же, Суннилл? — касаюсь сломанной ноги. — Меня легко делают калекой, значит, мою жизнь не во что не ставят.

— Ставит, — поправляет елейным голосом, — ставит, иначе бы сломали не только ногу. Скажу по секрету: высшей силе Демерии ты не нравишься больше всех. Вероятно потому, что Сектант-Фавн считает, что ты околдовал Тиллу магией ему не подвластной.

— Ты, по крайней мере, свободен, — указываю на выгодность его положение, и с характерным его ехидством слышу:

— Да, свободен умереть.

Дверь открывается до того, как придумываю достойный ответ в привычной словесной дуэли. Тилла входит с дорожным плащом в руке, и в ней же зажата маска, которую я никогда не видел на нем, но наслышан.

— Не буду мешать, — невероятно ретиво Суннилл уходит, убегает и Тилла без препятствий внешних и внутренних садится на край кровати:

— У меня для тебя подарок, — улыбается, и на миг становится мутно в глазах, моргаю, проходит.

— Что за подарок?

— Ты не увидишь, но ощутишь, — говорит загадочно, а после надевает знаменитую маску быка. Это само по себе зловеще и, если прибавить к этому сильное головокружение, непонимание, где я, только кто я, и кто передо мной. И передо мной зверь, больше ничего нет.

*

Фавн становится у изголовья, вытягивает руки вперед и разводит их в стороны:

— Благая ночь, темна, как Тай и его сердце.

Стоящие в масках по кругу у кровати повторяют монотонно последнее слово: «Сердце, сердце…»

— Мгла, таящая в себе силу…

«Силу, силу…»

— Мрак, будоражащий подземную мощь…

«Мощь, мощь…»

— Принеси же тьма дух, преподнеси черный дар…

«Дар, дар…»

— Подари исцеление, — Фавн склоняется под несмолкающие голоса «Исцеление, исцеление, исцеление…», склоняется над словно замертво лежащими бледным Каллисом и что-то шепчет неразборчивое.

Нападает тишина и темень. Делаю глоток сладкого вина, расслабляюсь в кресле, пока вся эта магическая церемония длится. Чувствую, как нечто очень плохое сгущается, собирается по жилам в комнате наверху башни, как просачивается сквозь щели — зло без плоти. Магия задевает сознание, трогает ум, наверное поэтому я становлюсь все более и более сумасшедшим, сильным и уверенным.

— Сначала калечишь, после вылечиваешь, — усмехается Фавн перед уходом. — Не понимаю тебя.

Меня не надо понимать. Лоб Каллиса холоден и мокр, тело будто потеряло душу и начинает коченеть. Ложусь рядом с ним, кладу руку на его, кажется не вздымающуюся, грудь и говорю, что все будет хорошо, а когда наскучивает, приподнимаюсь, тянусь к нему, нависаю. Он, правда, словно мертв, губы белы, но не потеряли привлекательности.

Касаюсь, едва касаюсь своими губами его, и мерзну, но признаться — слаще еще в моей жизни ничего не было. Удовольствие волшебное, пусть и короткое, и Каллис распахивает глаза, словно мы в сказке.