Три судьбы

Его жена пробыла недолго. Полчаса, наверно. Им нужно было поговорить. Да ради бога! Лю все поняла, когда открыла ей дверь: словно в зеркало взглянула. Такая же высокая, волосы такого же редкого оттенка и точно такой же длины, словно их вымеряли по сантиметру у той идругой перед тем как подрезать. Черты лица – и те как у двоюродной сестры. Вот почему он не вспоминал ее: он ее и не забывал никогда, глядя на Лю. Прикрывал, наверно, глаза своими длиннющими черными ресницами и видел вместо Лю – ее. Она вышла первой, прошла мимо, не оглянувшись на Лю. Он задержался только на минутку: «Прости, Лю, у меня все-таки сын…» Как будто раньше об этом не знал! «Понятно. Хочешь, подвезу?» – «Спасибо. Жена на машине». Ну конечно, она на машине и с сыном, а Лю в крысином доме на старом мотоцикле. О чем речь?

Когда они ушли, Бинго грустно свернулся калачиком на тряпке у входной двери, а Лю отправилась к Мари. Та выслушала, как всегда беспристрастно, достала рулетку, протянула ей: «Вот так? Вжик и все! Пройдет. Хочешь, посидим вечером? Сейчас не могу, убегаю». – «Не знаю», – сказала Лю и снова пошла курить на подоконник, глядя сквозь треснувшее грязное стекло на улицу.

Сигареты кончились, и Лю почувствовала, что теряет последнюю опору. Попросить у приживалов? Ну их. Проще сходить в магазин. Она пошла наверх, к своей квартире, и вдруг услышала, как хлопнула подъездная дверь. «Вернулся!» – Лю накрыла волна ликования. Задыхаясь, она перегнулась через перила, чтобы разглядеть, идет ли он с той кожаной сумкой, в которую сложил вещи, или только возвращается забрать что-нибудь позабытое.

Шаги однако замерли на первом этаже. Звякнула крышка почтового ящика – и снова тишина. Странно, почтальон сюда никогда не заходил. Лю на цыпочках стала спускаться вниз. Кто-то там внизу тихонько вздохнул. Она остановилась и хотела было окликнуть наугад, но дверь подъезда снова открылась. На этот раз громыхнула – дай бог! Топот нескольких пар ног, глухие удары, резкие выражения, стон. Снова топот, грохот двери – и тишина. Лю стояла, замерев, и боялась пошевелиться. Потом на цыпочках поднялась к окну. От подъезда отъезжала машина. Лю прислушалась – ни звука – и стала неуверенно спускаться.

На площадке первого этажа лицом вниз лежал человек. Пол вокруг был забрызган кровью. Лю обошла его, умирая от волнения, не в силах оторвать взгляд от кровавого пятна, расплывавшегося под головой. Совсем не почтальон. Она уставилась на почтовые ящики. В одном из них сквозь три круглые дырочки проглядывало что-то коричневое. Лю открыла ящик, вытащила толстую тетрадь…

2 Дневник Станислава Гроха

27 апреля (Первые несколько страниц перечеркнуты красным карандашом)

«С самого раннего детства, с тех самых первых моментов, которые сберегла для меня капризная память, женщины относились ко мне всегда одинаково. Единственный взгляд в мою сторону непременно приводил их в ликование. Они, подчиняясь одним им ведомому закону природы, кидались ко мне, тормошили, ерошили волосы, сверкая при этом очаровательной улыбкой. В три года мне очень нравилось, что любая особа женского пола воспринимает меня как милого плюшевого мишку. Но вот в двадцать три…

В двадцать три меня это уже слегка раздражало. Разумеется, теперь женщины больше не ерошили мне волосы и даже вовсе не прикасались ко мне, хотя именно теперь я бы не возражал. Но все-таки каждая из них смотрела на меня как на плюшевого медведя, явившегося из ее солнечного счастливого детства. В двадцать пять, а сейчас мне именно двадцать пять, это мое свойство – напоминать представительницам противоположного пола лишь любимую детскую игрушку – приводит меня в отчаяние. Год назад я даже задумал принять решительные меры против такого безобразного произвола природы и отпустил усы. Но женские восторги не стихли. Теперь, похоже, они узнают во мне любимого котенка…

Вчера в моей жизни случилось… Хотя нет. Случилось – но вовсе не в моей жизни. Потому что в моей жизни никогда ничего не случается, кроме контролеров в транспорте. То, что случилось, случилось в жизни «первой леди» моей бывшей пятнадцатой группы. Но то, что случилось в ее жизни, отозвалось в моей болезненным эхом и ввергло меня в пучину совершенно невообразимых событий. Теперь, по прошествии суток, анализируя все, что произошло, я отдаю себе отчет, что, не случись с Катей этой неожиданности, все могло бы быть иначе.

Первая леди – Катя Сандалетова – скоропостижно вышла замуж за никому не известного летчика именно в тот день, на который назначила мне встречу. А я, надо сказать, добивался этого свидания ровно год. А потом еще год ждал, когда оно состоится.

Напившись в стельку на вечеринке по поводу нашего благополучно приближающегося выпуска из Политехнического института, я подошел к Кате и предложил «встретиться как-нибудь…» Она снисходительно посмотрела на меня сверху вниз и объявила печально, что «не раньше чем через год». Почему она так сказала – я тогда не понял. Понял только, что через год. И стал считать дни…