Три судьбы

– Ах да… Я слышала. Она назвала меня «классной теткой». По-моему, это комплимент.

– И, скажу тебе, весьма редкий.

– Ну а что было с той девочкой, с Мари? – Раиса попыталась вернуть Дмитрия в русло разговора.

– Мари – это из другой оперы.

– Но почему же? Вы ведь ее тоже любили?

– Пожалуй, нет.

Раиса подавила раздражение.

– С глаз долой – из сердца вон.

– Нет. Дело не в этом.

Мари была не первой его любовницей после того, как он женился. Первая появилась уже через полгода. Тело требовало своего. Он никогда не представлял, что одна и та же женщина могла бы удовлетворить его по всем статьям. Слишком разные чувства он к ним испытывал. Или предъявлял слишком высокие требования? Да ничего он не предъявлял. Только с женщинами выходило у него всегда одинаково: поговорить приятно – в постель не тянет, а когда тянет – то никаких разговоров потом не получается. В общем, одними любовался, с другими спал. И был уверен, что все так делают.

– А жена? Неужели вы…

Дмитрий сухо перебил ее.

– Я нанял человека. Она купила дом для матери. Мать живет там не одна.

– Ну не хотите же вы сказать, что она поселила там мужчину?

– Женщину, – ответил Дмитрий, и Раиса широко раскрыла глаза. – Нора навещает ее ежедневно. Они целуются, сидя на скамейке у дома.

– Боже мой!

– Мелочи.

В принципе это был и стиль работы, и стиль жизни – в каждом городе жила хорошенькая девушка, с удовольствием выполняющая его поручения, жаждущая заработать и готовая принять его в любой час. Как только у такой девушки появлялся кандидат в мужья, Дмитрий бесследно исчезал.

Когда он увидел ее в первый раз… Ах какая она была хорошенькая. Его потянуло к ней с такой силой, что он сначала испугался. Испугался и сбежал. Ездил еще несколько раз, чтобы убедиться: ему не показалось, она действительно так хороша? И убеждался снова и снова. Тогда он снял квартиру, поселил ее там, и со временем она стала прекрасной помощницей в делах. Первое время он не мог оторваться от нее. Водоворот страсти затягивал все глубже и глубже. Она прекрасно могла бы заменить ему Нору, но вряд ли понравилась бы Стасе. Хотя Стася уже взрослая, скоро сама покинет его, какая ей разница.

Он попытался посмотреть на ситуацию глазами дочери и показался сам себе жалким, несчастным сексуальным маньяком, терзающим юную девушку. Мари, похоже, тоже любила его. Но ее любовь проявлялась скорее не в спальне, а в гостиной, когда она, подпирая подбородок ладонью, не отрывала от него глаз.

Но однажды… Как-то все разом окончилось. Он насытился этой любовью. Страсть прошла, а кроме нее ничего и не было. И стало обидно. Он пытался вернуть любовь. Стал реже видеться с Мари, взял ее на корабль, но после этого стало еще хуже. Стало совсем плохо. Стало – никак. Она почувствовала охлаждение, начала ныть, смотрела как побитая собака, а это уж и вовсе было для него невыносимо…

Они не виделись недели две. Уезжая из города, он не давал ей никаких поручений и решил, что когда вернется, обязательно поговорит с ней относительно ее дальнейшей жизни без него.

– Так вы не посылали ее к Славе?

– Нет, конечно. Я и понятия не имел, кто такой этот Слава. Но Нора сказала что-то такое о том, что хотела бы нанять повара.

– Так кто же все это устроил?

– Может быть, тот, кто следит за мной?

– Даже сейчас?

– Сейчас нет, – он усмехнулся. – Поэтому-то я и уехал из дома.

– Вы думаете о ком-то из домашних?

– Не знаю. Но я чувствую, что каждый мой шаг сделан под чьим-то пристальным взором. На улице, на работе и дома. Особенно дома. И все события последнего года сплетаются в одну паутину…

– То есть кто-то открыл на вас охоту.

– Не знаю, на меня ли. Иногда мне кажется – на меня. А иногда… Не хочу даже говорить.

– Нора? Вы о ней думаете?

– Ну когда совсем начинаю сходить с ума, думаю и о ней. Полным идиотом себя чувствую, честное слово. Впервые в жизни. А тут еще Стаськин день рождения надвигается…

Они сидели и молча смотрели друг на друга. Мимо неслись машины, обдавая их светом фар, словно брызгами. Раисе было немного не по себе от его взгляда. Вывернул человек перед ней всю свою жизнь, как будто крошки вытряхнул из кармана. Она-то, дура, думала, что карманы у него жемчугами набиты, а там одни крошки. И почему он все это рассказывает именно ей?

Взгляд Дмитрия становился слишком откровенным, слишком тяжелым. Ей захотелось выбраться из-под этого взгляда. Она уже какое-то время пыталась справиться с учащенным дыханием, с нахлынувшим предчувствием, с собственной слабостью, наконец. Нужно было хоть что-нибудь сказать, все равно что – только бы вернуться в мир, зыбко закачавшийся под ногами.

– А знаете что? – нарочито бодро сказала она. – Вам нужно в церковь сходить…

Слова прозвучали как холостой выстрел. Ничего не изменилось. Он только ближе наклонился к ней и тихо, с ударением на каждом слове, произнес:

– Я не хочу в церковь…