Три судьбы

Его поцелуй пришелся куда-то в подбородок и прожег ее насквозь. А потом мир пришел в движение, обрел руки, ноги, голову, вместился целиком в одного человека. Прекратив считать свои вдохи и выдохи, Раиса порывисто и глубоко вдохнула. Сиденье откинулось назад, и надголовой оказалось его лицо. «Но это невозможно…» – успела подумать она, протягивая руки к миру, вмещенному в одного человека, сплетаясь с ним все теснее, вбирая в себя этот огромный новый мир жадными глотками.

9 (Стася)

Из детства Стася вынесла два ощущения: чудовищное любопытство и тихо ноющую боль под ложечкой. Любопытство проснулось вместе с сознанием, боль начала проявляться несколько раньше.

Вот она пятилетняя мчится по парку за большим зеленым мячом. Няня едва поспевает за ней. То есть – вовсе не поспевает. Ей хочется поиграть с няней, хочется, чтобы она потеряла ее из виду среди зарослей цветущих кустарников, среди высокой, высоченной – по колено ей – травы. Что тогда няня будет делать? Будет звать ее жалобно, испугается, рассердится? Что? Страшно хочется узнать! Мяч катится по своему, Богом отписанному, маршруту, Стася сломя голову мчится за ним, не разбирая дороги. И вдруг – все одновременно: накатывает дикая боль, она падает в траву, хватаясь за живот скрюченными пальцами, взвизгивает няня где-то далеко сзади, а впереди раздается самый настоящий взрыв.

Боль постепенно отпускает, и Стася открывает глаза. Ого-го! Она лежит на обочине дороги, няня за шиворот поднимает ее, а впереди, в трех шагах, в трех больших взрослых шагах, лежит в лепешку раздавленный, перееханный автобусом мяч. «Настенька! – жалобно блеет няня. – Ты только папе не говори. Давай скажем, что мы его потеряли…» – «Прости меня, – тянет к ней ручки Стася. – Я никому не скажу. Я больше не буду».

Страшное любопытство подбивает на то, чтобы спросить красавицу-маму: «Почему она такая печальная? Что случилось? И когда это случилось, что она всегда такая печальная?» И папу спросить: «Почему он не развеселит маму? Почему он только Стасю веселит, а маму – никогда?» Но к десяти годам вопросы отпадают. Она словно знает ответ на них. Сама себе не говорит, но точно – знает. Эти вопросы больше не волнуют, зато беспокоит масса других.

Однажды, лет в семь, когда Стася проснулась вся в противных красных прыщах, папа испугался и побежал будить маму. Мама встала, осмотрела Стасю и сказала, что это ветрянка, что ею все дети болеют и нечего волноваться так по пустякам. Нужно только позвонить врачу. И они целый час искали записную книжечку мамы, где был записан телефон. А Стася села за стол и рукой, непослушной от высокой температуры, принялась выводить на листе бумаге цифры. Температура у нее была аж тридцать девять и три, поэтому она плохо соображала, что делает. Болело под ложечкой слегка, но когда она писала цифры – не болело. Папа увидел ее за столом с красными от жара щеками и ахнул: «Тебе не нужно вставать!» Схватил в охапку ее вместе с листком и отнес в кровать. Забрал листок, посмотрел: «Что это?» Мама через плечо заглянула и ахнула: «Это же и есть телефон. Умница, запомнила». И убежала. «Какой телефон?» – подозрительно покосился на Стасю папа. Та пожала плечами и тут же уснула, сил не было ждать, когда кончится их беготня.

Со временем любопытство ее вспыхивало все реже, а боль под ложечкой порой давала о себе знать очень сильно. Как-то раз, когда папа задерживался на работе, Стася свернулась калачиком на кровати и принялась тихонько выть. Нора вызвала «скорую», Стасю забрали в больницу, просветили всю насквозь, тщательно исследовали все ее горшки, но так ничего и не нашли. Папа пришел в больницу только на следующий день. Что-то там у них прорвало на работе. Пришел после бессонной ночи, бледный и уставший. И боль тут же улеглась, утихла. Стася уснула, впившись отцу пальцами в ладонь. Не в силах выпустить ее руку, он провел ночь тут же, уткнувшись лицом в ее одеяло и сладко похрапывая.

Со временем Стася научилась «обманывать» боль. Как только чувствовала легкий приступ, сразу меняла свои планы на противоположные. Например, если хотела идти погулять – оставалась дома и заваливалась с книжкой на кровать. Если планировала весь день оставаться дома – одевалась и не возвращалась до вечера, пока не обходила всех своих подруг.

Если с тобой часто происходят такие странные на первый взгляд вещи, ты привыкаешь к ним, и они уже не кажутся странными. Да, с другими такого не случается, но с другими случаются вещи похуже. Таньку Иванову отец порет ремнем – что, нормальная вещь? А когда она собирается в школу, ее непременно тошнит и даже рвет иногда. Зою Белову отец все время целует и норовит облапать. Нормально? У Стаси – свои странности, которые Таньке кажутся подозрительными. Но ведь ее отец Стасе тоже кажется подозрительным и, чего там греха таить, совершенно дефективным. Поэтому стоит ли обращать внимание на временное недомогание, тем более что нет у нее никакой болезни. Искали – не нашли.