– Ну же!
Феликс прикрыл глаза, чувствуя, как кровь разгоняется по жилам, но круговорот ее работает вхолостую, не в состоянии возвратить ему утраченную мужскую силу. Он вздохнул и посмотрел на свою гостью. В ее позе слились и мольба, и приказ. Она была и рабыней, и царицей одновременно. И кто знает, не означал бы его отказ немедленной смертной казни?
Он подошел к Людмиле, поднял ее на руки и отнес в соседнюю комнату, опустил на старую медвежью шкуру. Она закрыла глаза и изогнулась ему навстречу. Он сел рядом и, путешествуя ладонями по ее атласной коже, принялся тихо рассказывать старую, глупую историю с Катей Бурановой. Ему приходилось «обслуживать» даму, которая вызывала у него лишь омерзение. Ему приходилось делать себе каждый раз инъекции перед этим, чтобы быть мужчиной. Всего пять уколов, он помнит. А потом никакие уколы больше не помогали. Мужская сила, выплеснутая целиком с нелюбимой женщиной, никогда больше не возвращалась. Ему приходилось избегать женщин…
Людмила вскочила как ошпаренная, закрыла руками грудь. Единственным желанием ее было убраться отсюда поскорее. Она заглянула ему в глаза, потому что еще не верила, не хотела верить, не могла поверить, пребывая в состоянии такого тяжелого опьянения от его ласк. Она заглянула ему в глаза и провалилась в медовый рай удовлетворения всех желаний. Всех на свете желаний.
Через полчаса она, удовлетворенная и успокоенная, закутанная в его теплый махровый халат, лежала с ним рядом на кровати и курила.
– Ты бесценный человек для нас, – говорила она смеясь, – ну и для меня тоже, разумеется. Не буду тебя рекламировать слишком, не то заберут куда-нибудь в Москву или в Нью-Йорк. Ты хочешь в Нью-Йорк?
Она спросила это в шутку, но он почему-то промолчал, задумался.
– Что с тобой?
– Сейчас я бы не отказался оказаться где-нибудь далеко-далеко.
– Почему?
Феликс рассказал ей про свой последний визит в привокзальный дом, про цыганку.
– И ты веришь?
– Это почти совпадает с текстом манускрипта.
– Ах, того самого… Он еще жив у тебя?
– Да. Хочешь посмотреть?
– Нет, подожди. Так у тебя есть дочь?
Феликс снова принялся рассказывать о матери, о Норе, о дочери, так странно появившейся на свет. И главное, о том, как он пытался подойти к ней в парке.
– И только поэтому ты готов бежать на край света?
– Да мне, собственно, ненадолго. Осенью ей исполнится восемнадцать, и все. Полгода осталось.
– Ты сумасшедший. Прощаешь врага своего как добропорядочный христианин, бежишь от сопливой девчонки. Вот что значит – непосвященный.
– О чем ты?
– Перед тем как принять в свою организацию нового члена, мы обязаны начисто вытравить из его головы ту мораль, которой его пичкали с детства. Иначе он не справится с задачей влияния. На все будет смотреть с колокольни церковных догм. Как ты, например. Тебе тоже не мешало бы освоить первую ступень и хорошенько прополоскать мозги. Обязательно отправлю тебя потом на курсы…
– Потом?
– Сначала запустим воинов.
– О чем ты?
– Проверим воинов в деле. Ты поможешь нам, я помогу тебе. Запиши мне, пожалуйста, адресок твоей Норы. Я так понимаю, это самое слабое звено в прочной цепи твоих врагов?
– Что ты собираешься сделать?
– Посмотрим сначала, что там за люди. Но организация борется со своими врагами вплоть до полного их физического уничтожения, запомни.
У Феликса по спине побежали мурашки. Эта женщина была намного сильнее его. То, на что он никак не мог решиться долгие годы, было для нее делом как будто обычным. У нее не было внутренних барьеров. Может быть, действительно старая привычка все мерить поповскими догмами мешает ему?
– Что с тобой? – спросила Людмила надменно. – У тебя похолодели руки. В тебе снова проснулся монах? Поздно, дорогой мой, слишком поздно. Советую тебе придушить этого монаха. Души его и запивай этот процесс моим чаем, хорошо? А потом я отправлю тебя на курсы…
Феликс стал активным членом организации. Он побывал на каких-то процедурах, на лекциях, приправленных, разумеется, чаепитием, занимался с инструктором. Его готовили для работы целый месяц. Инструкции были жесткими, четкими, не допускающими ни импровизации, ни каких-либо отступлений.
Он должен был приехать по указанному адресу, войти в зал по билету, который ему должны были выдать лишь в день операции, занять свое место и ровно через полчаса после начала обратиться к соседу справа с вопросом: «Вы здесь впервые?» Потом воздействовать на него взглядом около минуты, затем подняться и, стараясь не привлекать внимания, выйти из зала.
Из болтовни Людмилы Феликс знал, что ребят, которые окажутся его соседями по залу, готовят на роль воинов. Что это могло означать? Может быть, слово «воин» употреблялось в переносном смысле?
В четверг утром ему привезли три билета в три разных Дома культуры. Один из них был на пятницу, а перерыв между двумя первыми составлял четыре часа. Плотный график.