После неудавшейся операции с целителями Феликс проявлял в организации необыкновенную активность. Он знал, что Людмила познакомилась с Норой, но считал, что она слишком медлит. К тому же Людмила не очень-то верила в историю с предсказанием, даже подшучивала над Феликсом.
А он с приближением восемнадцатилетия дочери спал все хуже и хуже, а к концу весны и вовсе сон потерял. К Феликсу теперь снова заходили люди. Но уже не пожилые просители – люди среднего возраста. Он организовал у себя что-то вроде Людмилиных семинаров, вербовал в организацию. Впрочем, вербовал – это совсем не то, что происходило. Ловил. Чувствовал себя апостолом – ловцом душ человеческих.
По вечерам горели в комнате свечи, его «прихожане» рассаживались в кружок по-турецки, пили чай, которым его снабжала Людмила, и, раскачиваясь из стороны в сторону, повторяли за ним всякую абракадабру. Очищение, то есть зачистка сознания от всех моральных норм, навязанных обществом, совершалась с трудом. «Учись!» – говорила Людмила и носила ему книги и инструкции.
Любой из членов небольшой группы Феликса вполне мог бы совершить любой антисоциальный поступок, еще проще было для человека окунуться в разгул, в разврат, но вот убить… Как только он отдаленно подходил к этой теме, на лицах возникало напряжение, лица становились отстраненными, шло сопротивление. А значит, если и заставить такого человека взять в руки оружие, он его обязательно выронит у самой цели. А это было недопустимо. Феликсу нужно было непременно расправиться с девчонкой. Он даже мысленно не называл это чудовище дочерью…
И вот летом ему повезло. Еще зимой Людмила подарила ему крепких трехмесячных щенков добермана. К лету собаки выросли и с утра до вечера рыскали по участку. Как-то раз, когда его группа впала в полное оцепенение, звери захлебнулись лаем, что могло означать только одно – чужой на территории.
Два подростка, шаря фонариком по земле, шли в сторону шоссе. Вдоль их пути вилась сетка забора, над которой ощетинилась в три ряда колючая проволока. Один из мальчиков ухватился за сетку и попробовал влезть на забор. Второй таращил глаза и направлял фонарик на случайного товарища. Его ждали дома, он все время помнил об этом. И помнил о пиве, которое попробовал впервые. С непривычки кружилась голова. Пытаясь отделаться от противного запаха, мальчик срывал и тщательно разжевывал веточки полыни.
– Куда ты?
Он спросил сначала шутя, но все-таки несколько нервно. Остаться одному в кромешной темноте было жутковато. Место было глухое, участки огромные, заросшие, домов не видно.
Сегодня после обеда старшая сестра посмеялась над ним, и он был взбешен и унижен, он все на свете отдал бы за то, чтобы она наконец заткнулась. Ему хотелось отомстить. Пусть они катятся ко всем чертям! Он вполне может обойтись и без них. И тогда он сбежал на озеро.
Белобрысый парнишка лежал на гальке, потягивал пиво и смотрел на Колю. Сначала он показался Коле ровесником, только позже, приглядевшись к белому пушку, покрывающему его щеки и все тело, Коля понял, что парнишка-то намного старше. Хотя на вид… Похоже, он недоразвитый или псих. Или – и то и другое.
– Хочешь пива? – спросил парнишка.
И Коля, вспомнив дуру-сестру, отчаянно протянул руку за бутылкой. Потом они распили еще одну бутылку, как взрослые. Парень что-то говорил. Много нецензурщины. И какой-то особенно мерзкой. Сначала Коля смеялся зло, но потом стало противно. Пора было возвращаться. Белую ночь затянули тучи. Хорошо, что он прихватил с собой фонарик. И все-таки этот парень – малость того…
Парень тем временем ловко пролез между рядами колючей проволоки и спрыгнул на землю по ту сторону забора.
– Айда за мной!..
– Нет уж. – Коле разом надоело и мстить сестре, и корчить из себя взрослого.
Похоже, это отвратительное занятие – быть взрослым. Он погасил фонарик и потихоньку сбежал. В спину ему сначала неслась гнусная брань, потом захлебывающийся собачий лай, а когда впереди уже замигали огни шоссе и до дачи осталось рукой подать, его нагнал душераздирающий крик, бесспорно, невменяемого существа.
Крик его резко оборвался, когда в глаза ударил мощный фонарь.
– Тихо. – Человек стоял в пяти шагах от него, но казалось, шептал ему в самое ухо. – Ты-то мне и нужен. Иди же, чего стоишь. За мной, в дом.
Страх парализовал тело, но ноги сами собой двигались навстречу бородатому призраку. В голове стоял сплошной туман. Мир, и так немного перекошенный, совершенно утратил свои привычные очертания. Вокруг разверзлась пустота, черная бездонная пустота, и в ней единственный островок привычного, единственная цель – этот бородатый человек. Цель эта вспыхнула голубым огнем счастья. Показалось счастьем – идти за ним, делать, что он велит. Среди черноты, поглотившей их, ему мерещились лица людей, лица с одинаковым выражением, нацеленные куда-то в пространство, как лисьи морды, со сведенными бровями и напряженными ртами. И свечи – целое море свечей…