Шухов прищурился – словно в прицел всматривался.
– У… этого, насколько я понимаю, тут еще и личный интерес. Помнишь, как ты с ним в первый раз столкнулся?
Гест помнил, разумеется. Подвал, в котором предстояло восстановить библиотеку, явление Бонда с двумя «бойцами» в кожанках – и их отступление после вмешательства Якута.
– Ты у него из-под носа добычу увел.
– Да ладно, добычу! Там рядом таких же домов еще десятка два, на этом клин, что ли, сошелся?
– Может, и сошелся. Бонд ведь тогда ни в один из соседних домов не сунулся. И вряд ли потому, что Якута боялся. Ему, похоже, именно этот нужен был.
– Зачем?
– Скорее почему. Честно – не знаю. Например, именно в этом доме ему когда-то на мозоль наступили. И возможно, именно в библиотеке. Бонд ведь злопамятный.
Гесту вспомнилась сопроводившая прощальное «добро пожаловать» кривая усмешка. И еще почему-то – история Саввы про директора пионерлагеря.
– Месть – блюдо, которое подают холодным? Все-таки двадцать лет прошло.
– Скорее месть – блюдо, которое не портится со временем. А двадцать лет или всего год – как получится. Когда Бонд сел во второй раз, ему было шестнадцать, он тогда на одноклассницу свою глаз положил. Она, кстати, ему взаимностью не отвечала, но и не отталкивала, а так, типа в следующий раз, хи-хи, ха-ха. Девчонка. И вот откинулся наш Бонд – его так еще в школе прозвали, – а девочка-то замужем уже. Причем вот только что супругой стала. Он к ней явился чин-чином, с цветами: мол, что ты меня не дождалась, я прощаю, а теперь давай все исправим, великая любовь и все такое. А она ему: ты чего, белены объелся, я Венечку своего люблю и всегда любила, а ты все навыдумывал, и вообще я беременна, так что ступай, ищи себе по свету, где оскорбленному есть чувству уголок. И месяцев через несколько счастливых молодоженов подхватили прямо на улице, сунули в машину, отвезли в лесок. Молодого супруга к дереву привязали, а девочку по кругу пустили. Причем Бонд сам в процессе не участвовал, заявил: я после этого недоноска-мужа тобой брезгую, а мальчики пусть развлекутся. Только следил, чтобы привязанный глаза не закрывал, а смотрел, как его ненаглядную всякими способами пользуют. Когда ребят обратно привезли, они даже в милицию не успели, у девчонки кровотечение открылось – ну и выкидыш, конечно. Хотя на шестом месяце это уже, кажется, преждевременные роды называется. Венечка в больнице с ней сидел, да не уследил – она, едва в себя после наркоза пришла, в окно шагнула. А молодой вдовец ментам-то все рассказал – и повесился. И все. Улик ноль, только туманные описания нападавших, да имя в предсмертной записке. И что? Максимум, Бонду пришлось кого-то подмазать. Так все и закончилось.
– Ты нас пугаешь, что ли?
– Да нет, просто обрисовываю характер персонажа. Бонд практичный, раз уж живой до сих пор. Но злопамятный. И ему очень, очень хочется тебя по самую маковку замазать – да еще с пользой для себя.
– А если на меня завтра сосулька свалится? Кого он тогда давить станет?
– Если на тебя сосулька свалится, еще хуже. Наследники у тебя кто? Леля? Платон с Ульянкой? Лидия Робертовна?
– Секундочку, – прервал их молчавший до того глава юридической службы Игорь Анатольевич. – А если не будет наследников?
В первый момент Гест решил, что тот окончательно свихнулся на почве неразделенной любви к Леле. Нет, адвокат никогда не позволял себе по отношению к ней ничего больше простой вежливости, да и сталкивались они реже редкого. Но Гест-то не вчера с пальмы слез! Тоскливые взгляды в Лелину сторону отмечал не без самодовольства: хороша Маша, да не ваша, а вовсе даже наша, с тем и оставайтесь! Что же, сейчас сдержанный Игорь Анатольевич представил, как его «объект» вдруг окажется свободен – и свихнулся? Потому что несет какой-то дикий бред: не будет, видите ли, наследников!
– И куда они денутся? – довольно ехидно осведомился он. – Вся семья вроде как погибнет? Всех вывезти в безопасное место? Ладно Леля, но мама наотрез откажется с места срываться.
– Да уж, с Лидией Робертовной точно проблемы возникнут, – хмыкнул Шухов.
Гест даже поддержке не обрадовался, и так все ясно было: бред несет господин адвокат. Но мысль свою закончил:
– А у Платона и Ульяны только жизнь начинается. Они же не куклы, туда-сюда их перебрасывать. И главное, как это компания переживет? Такой раздрай с долями и решающими голосами начнется…
– Нет-нет, не надо никому погибать. Если владельцем компании будет не Валентин Григорьевич, а некий, скажем, швейцарский фонд? Ну или не швейцарский, это детали. Собственно, мнимая смерть бывшего главы компании тут, пожалуй, тоже не помешала бы, но, как мне кажется, в таком варианте можно и без крайностей обойтись.
Только тут Гест понял, что именно предлагает его главный юрист.
– Продажа контрольного пакета?
– Не совсем продажа, но что-то в этом роде. Скорее реструктуризация права собственности.