Три судьбы

«Пожалуй, стоило бы ее за это наградить», – подумывал Гест лениво. Фонд какой-нибудь организовать – скромный, просто чтоб девочке что-то вроде стипендии платили, чтобы отучилась нормально. Дальше она и сама выплывет, в этом он ни на мгновение не сомневался. Лишние траты, правда, сейчас были не ко времени. Да и не в одних деньгах дело, далеко не в них. Слишком многое требовалось продумать, предпринять, подготовить.

* * *

Телефон, умолкнув было, тут же вновь залился «Маршем авиаторов» – звонила мать. Отвечать не хотелось, но Гест знал: если сейчас не взять трубку, звонки возобновятся через полчаса, максимум через час. Он окажется уже за рулем, и отвлекаться будет еще хуже. Портить дорожное настроение, терять сосредоточенность – нет, лучше уж сейчас отделаться. Он даже «привет» сказать не успел, как в ухо полился раздраженный голос:

– Ты почему трубку не берешь?

– В душе был, – соврал он. Сказать, что собираешься на рыбалку, – заработать длинный монолог на тему, например, защиты окружающей среды. Иногда ложь лучше правды хотя бы тем, что короче.

– Как – в душе? Десятый час! – возмутилась мать. – Разве можно так долго спать?

Эх, не угадал. Надо было сказать: сижу на важных переговорах. Но тогда она еще что-нибудь придумала бы. Если ей приспичит, ни свидание с Папой Римским, ни понос, ни трепанация черепа не смогут послужить достаточно веской причиной для того, чтобы отложить разговор. К счастью, приспичивало матери все же не особенно часто.

– Мам, сегодня суббота.

– Очень вредно сбивать режим, – не удержалась она от замечания. – Но я не поэтому звоню. Ты, разумеется, помнишь, что сегодня у отца годовщина?

О черт! Каждый год одно и то же! Надо ехать на кладбище, стоять там скорбно, пытаться как-то навести порядок на могиле – и не важно, что все завалено снегом, так что через пару месяцев порядок придется наводить заново. Ездить на кладбище полагается в годовщину смерти – и никак иначе. Ах да, еще, кажется, после Пасхи. Или перед? А после кладбища – непременные поминки. Господи, ну не каждый же год за поминальный стол усаживаться!

– Мам, ты меня вообще-то чуть не на пороге застала. Я сейчас уезжаю, – он замялся на мгновение, – по делам. Когда освобожусь, не знаю, скорее всего, очень поздно. Так что извини.

– Валя, ну как ты можешь? Такой день! Какие могут быть дела?

Хорошо, что он про рыбалку не сказал! Едва успел сообразить. Вообще бы скандал до небес вспыхнул. Хотя… ну и скандал, подумаешь! В первый раз, что ли? Но – бессмысленно, бессмысленно.

– Мам, не начинай, а? Отца уже почти десять лет нет, а ты все какие-то цирки устраиваешь. Кажется, в прошлом году на эти твои… поминки только Валерий Игнатьевич и явился. Тот, который к чертям в пекло отправится, если там пообещают бесплатно наливать. И никого больше не было. Не помнишь?

Пассаж про Валерия Игнатьевича мать предпочла не услышать:

– Ты ведь должен понимать, что все они – пожилые уже люди, им трудно.

Пришлось раза три поклясться, что дела срочные, отложить невозможно, нет, вовсе не по магазинам, рабочие вопросы, да, на Пасху непременно… Уф!

Он, кстати, даже не знал, когда в этом году будет Пасха. И уж тем более – где он в это время будет сам.

* * *

Джой запрыгнул в машину, уселся на заднее сиденье, потом развалился, потом опять выпрыгнул – помогать грузить в багажник всякие штуки. Наверное, брать его сегодня с собой не стоило. Но Гест всегда ездил «в леса» с Джоем – а теперь вдруг дома бы пса оставил? Это выглядело бы странно. Ладно, авось обойдется, подумал он, не слишком довольно глядя на скачущего вокруг Джоя.

– На рыбалку собрались, Валентин Григорьевич? – Консьержка ради такого случая даже покинула свой пост и выбралась на крыльцо, кутаясь в серый платок и умильно улыбаясь.

Гест кивнул неопределенно. Улыбаться этой дуре не хотелось. Подобострастие раздражало. Всегда. Ну я хозяин, а ты работник, если ты хороший работник, я тебя ценю и уважаю, чего лакействовать?

Джой, подскочив к выбирающемуся из машины Диму, начал прыгать, взлаивать, махать ушами. И не скажешь, что взрослый солидный пес, по собачьим меркам уже почти старик. Сколько ему? Десять лет, что ли? Или даже двенадцать? Гест не помнил точно. Скачет, как щенок.

И пока ехали, всю дорогу, довольно длинную, Джой продолжал радоваться: совал морду то в заднее окно, то между передними сиденьями, вставал на сиденье, упираясь лохматой спиной в потолок. «Потом салон придется пылесосить», – автоматически отметил Гест и тут же подумал, что теперь уже его это не касается. На полдороге Джой все-таки утомился, задремал.

Но когда Гест заруливал к охотничьей избушке, подскочил, вытаращил глаза, даже гавкнул: я бдю, я и не спал вовсе, сейчас всем помогу, всех защищу!