Три судьбы

Зачем он сказал этому русскому, что Пабло – его любовник? Ну не впрямую сказал, но намекнул вполне однозначно. Зачем? Ему же наплевать. Но – дверь спальни должна быть закрыта. Нет, Карл не понимал, почему некоторые мужчины жарко пялятся на мальчиков, когда вокруг столько прекрасных синьорин! Ножки, попочки, ямочки на щеках… расщелины между грудками в вырезе тоненьких маечек! Он вздрогнул, воровато оглянулся, словно Джеми могла подслушать его мысли. Хотя Джеми действительно – могла. Но сейчас ее тут не было. Нет, он правда не понимал. Но это ведь не его дело, да? Кто-то кьянти предпочитает, кто-то густую испанскую мадеру, а кто-то, страшно подумать, горький вонючий джин. Пепино, чье заведение в квартале от Карлова, пиво подает! И научился готовить свиные ножки с кислой капустой (слава Богоматери, хоть с тушеной!), дабы ублажить немецких туристов. Нет, у Карла все, как было всегда. Дед учил его готовить правильный песто, и он в свое время – если Джеми не ошиблась, помоги нам Мария! – научит тому же своих внуков.

И наплевать ему, кто кого и в каких позициях любит. Двоюродный дедуля вообще коз любил. Младшенький в семье был, какая ж девушка за него пойдет, а парень молодой, горячий, что делать. Может, козам даже и нравилось, кто их знает. Но он же не приводил их сюда, не орал Карлу, что коза – это лучшее, что может случиться с мужчиной. И Карл никогда бы не сказал ему, перестань, мол, найди себе женщину. Не из почтения к возрасту помалкивал, а из почтения к… дьябло! как это сказать-то? из почтения к «закрытой двери спальни», наверное.

Здоровенный приятель бешеного русского точно не заслужил оскорблений. Он ведь – Карло это видел ясно, как первую рождественскую звезду, – прилетел на помощь. А ему в лицо плюнули.

Нет, Карл в первую очередь – хозяин заведения. И конечно, если этот русский опять явится, он его не выгонит. Если не явится – тоже ничего, воздух чище будет. А придет – ладно уж, пусть сидит. Времена нелегкие, лишний десяток евро совсем не помешает. Чашку кофе ему тут всегда нальют и пиццей или пастой не обделят, ноу проблем, как англичане говорят.

Но улыбаться – нет, вот улыбаться Карл ему никогда уже не станет.

* * *

В конце улицы мелькнула легкая фигура. Аля!

Он рванулся было следом, но с размаху воткнулся во что-то пестрое и одновременно черное. Старуха! Та, что твердила про обиды близким и отправляла его просить прощения! Да чтоб тебя!

Старуха упала – легко, с каким-то хрустом или хлопком. Так люди не падают! Люди падают, как мешок картошки – грудой! А не плашмя!

Вокруг пестрого пятна на булыжниках разметались разноцветные… осколки?

Такие же яркие, как болтающаяся справа вывеска. Прекрасные бабушкины обеды или что-то в этом роде. А то, что он принял за лоскутную старуху и одновременно за «сицилийскую вдову» из аэропорта, было всего лишь здоровенной, в человеческий рост, рекламной фанерной фигурой. С одной стороны пестрой – юбки, шали, все цветное, яркое! С другой – глухая черная поверхность.

Осколки фанеры хрустели под ногами, как кости.

Свернув, он успел заметить в конце переулка ту же легкую знакомую фигурку!

Рванулся следом… почти нагнал… и понял, что это не Аля. Да и в самом деле, откуда бы ей тут взяться?

А как было бы здорово!

Догнать, прижать к темным древним камням, вдохнуть неуловимый, неопределимый запах…

…сомкнуть пальцы на нежной бледной шее – и давить, давить, давить! Пока не заглохнет последний хрип, последнее клокотание! Все, все, все из-за нее!

«Погубят тебя девицы», – говорила мать…

Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело…

Федор Тютчев

Коктейль назывался не то «Легкий бриз», не то «Дикая кошка», не то «Волны счастья». По-португальски она объяснялась хуже, чем на «троечку», по-испански ненамного лучше, афишировать знание английского по очевидным причинам не хотелось, поэтому она просто распоряжалась – «мне тот зеленый». Говорят, сто лет назад парижские художники называли абсент «зеленой феей». Абсент с тех пор запретили почти везде, но здесь он еще был доступен. Не то чтобы разрешен, просто на рестораторов, которые его использовали, глядели как бы сквозь пальцы. Не для себя ведь стараются – ради привлечения туристов. Лед в высоком стакане уже почти растаял. Аля втянула едва уловимый запах полыни. Да, спиртное губительно для мозга, а уж туйон тем паче, в другое время она не позволила бы себе не то что абсент – любой алкоголь. Но сейчас – можно.

Сейчас ей все можно. Умная Черепаха обыграла глупого Львенка.

Когда она бросила в кофе Геста маленькую белую таблетку, ей даже жалко его стало. Не с самого начала, а потом, когда средство подействовало. Таблетка была по большому счету безвредная, но симптомы «острого живота» давала более чем убедительно. Глядеть на то, как ее Львенок мучается – морщится, стараясь не стонать, белеет, покрывается испариной, – да, это было… тяжело. Пусть она и знала, что максимум через двое суток все пройдет само собой.

Но это того стоило.