Три судьбы

И даже про Алю он уже почти не вспоминал. Нет, не то чтобы прямо не вспоминал – но сердце уже не заходилось столь же нестерпимой, сколь бессмысленной надеждой при каждом, даже не произнесенном, а лишь помысленном звуке ее имени. Ну стыдно еще было, это да. Немного. Не он первый, не он последний, кого поймали на крючок «молодого тела». Хотя не в юной упругости было, конечно, дело. Его обвела вокруг пальца не какая-нибудь пышногрудая безмозглая соплюшка, у которой единственное достоинство – юность. Аля – умница редкая… была… впрочем, она, конечно, и сейчас такая же. Куда бы ее ум делся. Хорошо ей, надо полагать, с его десятью без малого миллионами. Да еще и бриллиантов горсточка. Бриллианты – лучшие друзья девушек.

Но такому противнику, как дочка Бонда, не так уж зазорно и проиграть… Это вам не Леля. Пусть даже Леля и ухитрилась его приложить – но ей просто повезло с раскладом. Почему-то после той стычки он все оценивал в карточных терминах.

Дня через два, пришагав поутру в «Джеми» за дежурной чашкой кофе, Гест увидел за крайним, в самом углу, столиком Дима. От сердца моментально отлегло – ну наконец-то!

Хотя обрадовался он, похоже, рано.

– Юмор ситуации в том, – начал Дим, – что Леля сейчас в полном своем праве. Не понимаю, как ты мог ее не уговорить?

– У меня не было такой возможности.

– Ой ли? Если она заявила, что знать тебя не знает, следовательно, хотя бы двумя-тремя фразами вы обменялись. Раньше тебе этого хватало, чтобы зацепиться. Ты же на переговорах любого мог переиграть, что сейчас-то? Или ты не считал это переговорами? Был уверен, что стоит тебе появиться на горизонте, Леля мгновенно падет ниц и поползет к твоим ботинкам, рыдая от счастья?

Гест промолчал. Дим сказал грубость, но по сути был прав. Ну да, он ожидал, что в беседе с Лелей могут возникнуть сложности, только совсем другие. Гест был уверен, что придется выдумывать причины, по которым он сейчас не может вернуться в объятия собственной жены. Собственной вдовы, если следовать юридической букве. Но Леля – вот уж воистину сюрприз! – вовсе не жаждала заключить его в объятия. Нет, она не набивала себе цену, она действительно… не жаждала.

Дим вздохнул:

– Деньги я тебе, конечно, буду переводить, не бог весть сколько, в рамках, ты же сам их устанавливал. Но… Ты точно не думаешь, что пора приступать к реализации – или хотя бы к подготовке реализации – плана Б?

План Б предполагал схему в духе бразильских сериалов: травма, амнезия, далее со всеми остановками. Глупо донельзя, но не подкопаешься (конечно, придется с нужными специалистами договориться, но это не вопрос). Беда была в том, что возвращаться ему… не хотелось. Даже сейчас… Тем более – сейчас! Побитым псом, умоляющим о снисхождении и понимании?!! Да никогда!

Дим согласился, конечно, подождать. Поморщился, но согласился. Ха! Куда бы он делся! Валентин откинулся на спинку дурацкого креслица, чувствуя, как напряжение последних дней уходит. «День удаляется, как разжалованная прислуга», – вспомнилась вдруг когда-то цитированная Лелей фраза. Бог весть чья, неважно, но – очень точно.

Дим, однако, глядел на него выжидательно. Чего еще, спрашивается?

– Знаешь, Лень…

– Ну?! – Он сам не ожидал от себя такой ярости. Напряжение, похоже, ушло не совсем.

Но Дим только головой мотнул:

– Ладно, ладно. Нелегко тебе, понимаю. Но… А что в этой жизни – легко? Вот ты отказываешься возвращаться… Ну да, скандал будет до небес, но это же все преодолимо. Да и без особого скандала можно, если бы ты у Лели как следует прощения попросил. Но тебе это почему-то и в голову не приходит. Ты все бросил – и тебе прекрасно. Нет, может, порхать – и в самом деле прекрасно, но разве не так же скучно, как то, от чего ты сбежал? Все эти попочки, сисечки, ножки… ну… глазки, не без. Небось, и сейчас какая-нибудь попочка на примете? Ну давай, скажи, что я ошибаюсь.

Валентину стало смешно. Кто бы говорил о гонке за попками, только не Дим, с его… гм… предпочтениями… Но главное – и это правда главное – он ничего не знает, даже не догадывается про Алю. Про то, что Гест, погнавшись за юной феей (не такой уж, кстати, и юной, двадцать семь – не семнадцать), влетел прямиком в заботливо подготовленную ловушку. Дим меж тем Гестовой мимики предпочел не заметить, продолжая:

– Ну да, если вернуться к прежней жизни, это тебе скучно. Остренького хочется. Кризис среднего возраста, да? Хочется всем и главное себе доказать, что ты еще ого-го, так? Только это все от лукавого. Сам же знаешь: все эти… соревнования, кто выше на стенку писает, – это все от комплексов. А они не снаружи, они внутри.

Каждое слово било прямо в… сердце? Гест не знал толком, где оно у него. Хоть и возраст уже, а – повезло, не знал. Но лучший друг Дим знал, куда бить. Про Алю – не знал, однако каждое слово было – про нее. Про желание всех победить, стать рыцарем, спасающим принцессу от ужасного дракона… да какое у Дима, будь он трижды лучший друг, право лезть во все это своими жирными пальцами?

Пальцы у Дима были вообще-то тонкие, как у скрипача какого-нибудь, но тем хуже.