Три товарища и другие романы

— Фальшивомонетчики, — буркнул он. — Ты не замечал, что мы живем в век фальшивок?

— Нет. Мне-то казалось, мы живем в век консервов.

— Консервов? В каком смысле?

Равич кивнул на газеты.

— Думать больше не нужно. Для тебя все заранее обдумано, разжевано, пережито. Консервы. Только вскрыть. Поставляются на дом трижды в сутки. И не надо больше ничего самому разводить и выращивать, готовить на огне вопросов, стремлений и сомнений. Консервы. — Он ухмыльнулся. — Нам нелегко живется, Борис. Зато дешево.

— Мы живем среди фальшивок. — Для наглядности Морозов приподнял газеты. — Ты только посмотри на это. Они строят военные заводы во имя мира; концентрационные лагеря во имя правды; в тогу справедливости у них рядятся партийные распри; политики, эти бандиты, у них спасители человечества; свобода — только громкое слово, ширма, чтобы прикрыть жажду власти. Все липа! Умственная туфта! Пропагандистские враки! Макиавелли доморощенные! Идеалисты подзаборные! Ну хоть бы словечко правды! — Он скомкал газеты и сбросил их со стола.

— Мы и газет слишком много читаем в помещениях, — поддел его Равич.

Морозов рассмеялся:

— Точно! На свежем воздухе ими хотя бы огонь…

Он осекся. Равича рядом не было. Морозов услышал, как тот вскочил, а теперь успел заметить, как он проталкивается сквозь толпу в направлении проспекта Георга Пятого.

Морозов замешкался лишь на секунду. Потом вынул из кармана деньги, бросил их в блюдечко, что служило подставкой для рюмки, и кинулся вдогонку за Равичем. Он не понял, что стряслось, но поспешил вслед за Равичем на всякий случай, если тому понадобится помощь. Хотя полиции вроде не видно. И не похоже, чтобы Равич убегал от частного детектива. Народу на улице полно. Тем лучше, подумал Морозов. Если его, чего доброго, опознал полицейский, легче ускользнуть. Равича он снова углядел уже только на проспекте. Как раз переключили светофор, и скопище машин, дожидавшихся зеленого, с ревом ринулось вперед. Не обращая на них внимания, Равич, словно лунатик, пытался перейти улицу. Он чуть было не угодил под такси. Водитель обматерил его на чем свет стоит. Морозов едва успел ухватить Равича за рукав и оттащить обратно.

— Ты с ума сошел? — заорал он. — Тебе что, жить надоело? Что с тобой?

Равич не отвечал. Он не отрываясь смотрел на другую сторону улицы.

Машины шли сплошным потоком. Одна за одной, в четыре ряда. Не проскочишь. Равич стоял на краю тротуара, весь подавшись вперед и не сводя глаз с противоположной стороны.

Морозов легонько его встряхнул.

— В чем дело? Полиция?

— Нет. — Равич не отрывал взгляда от мелькающих авто.

— Тогда что? Да скажи же!

— Хааке.

— Что? — Глаза Морозова хищно прищурились. — Как выглядит? Скорей!

— Серое пальто…

Пронзительная трель полицейского свистка донеслась откуда-то с середины Елисейских полей — регулировщик перекрыл движение. Равич кинулся на проезжую часть, лавируя между последними машинами. Темно-серое пальто — это все, что он успел запомнить. Он перебежал проспект Георга Пятого и улицу Бассано. Откуда вдруг столько серых пальто? Чертыхаясь, он пробивался вперед как можно скорее. На перекрестке с улицей Галилея, слава богу, движение было перекрыто. Он перешел на другую сторону и, расталкивая прохожих, метнулся дальше. Добежав до Пресбурской, он проскочил перекресток и тут замер, словно наткнувшись на стену: перед ним раскинулась площадь Звезды, громадная, кишащая машинами и людьми, что ручейками и потоками вливались в нее из соцветия окружающих улиц. Хана! Тут никого не найдешь.

Он повернул, медленно побрел по Елисейским полям обратно, пристально вглядываясь в лица встречных прохожих, — но порыв и ярость вдруг угасли в нем. Как-то сразу накатила пустота. Опять он обознался — или Хааке опять от него ускользнул. Но как можно обознаться дважды? И чтобы человек второй раз как сквозь землю провалился? Но есть ведь еще и боковые улицы. Хааке мог свернуть. К примеру, вот сюда, на Пресбурскую. Машины, люди, опять машины, опять люди. Конец рабочего дня, час пик. Прочесывать нет смысла. Опять упустил.

— Пусто? — спросил подошедший навстречу Морозов.

Равич только головой покачал:

— Должно быть, мне опять призраки мерещатся.

— Но ты его узнал?

— По-моему, да. Так мне показалось. Но теперь… я вообще ни в чем не уверен.

Морозов глянул на него пристально.

— Есть много похожих лиц.

— Да, но есть и незабываемые.

Равич остановился.

— И что ты намерен предпринять? — спросил Морозов.

— Не знаю. А что тут сделаешь?

Морозов смотрел на поток прохожих.

— Вот черт! Ну надо же! И как назло, еще и время такое. Конец дня. Народу тьма.

— Да…

— И свету мало. Сумерки. Ты хоть как следует его разглядел?

Равич не ответил.

Морозов взял его под локоть.

— Послушай, — сказал он. — Рыскать сейчас по улицам все равно без толку. Пока по одной мечешься, только и будешь думать, что он на соседней. Пустое дело. Пойдем-ка лучше обратно в «Фуке». Там самое подходящее место. Сядешь там и смотри себе в оба, чем зря бегать. Если обратно пойдет, ты его не упустишь.

Они выбрали столик у самого края, откуда просматривалась вся улица. Сидели молча. Наконец Морозов спросил: