Три товарища и другие романы

— А что, тебя это разве заботит?

— Да нет…

— Вот и я думаю. Между прочим, пальто тебе очень идет.

Я покраснел.

— И нечего тебе краснеть. Ты прав во всем. Я бы и сам так хотел — если б мог…

Я немного помолчал, а потом спросил:

— Что ты имеешь в виду, Готфрид?

— А то, что все остальное — дерьмо, Робби. То, что в наше время ничего нет стоящего. Вспомни, что тебе вчера говорил Фердинанд. Не так уж не прав этот старый толстый некрофил-малеватель. Ну да хватит об этом… Сядь-ка лучше на этот ящик да сыграй парочку-другую старых солдатских песен.

Я сыграл «Три лилии» и «Аргоннский лес». Здесь, в пустом кафе, эти мелодии наших былых времен возникли как призраки.

VII

Дня через два Кестер выбежал из мастерской.

— Робби, звонил твой Блюменталь! Он ждет тебя в одиннадцать с «кадиллаком». Хочет сделать пробную ездку.

Я швырнул на землю гаечный ключ.

— Черт возьми, Отто, неужели клюет?

— А что я вам говорил? — раздался из-под «форда» голос Ленца. — Он явится снова — вот что я вам говорил. Готфрида надо слушать!

— Кончай трепаться, дело серьезное! — крикнул я ему под машину. — Отто, сколько я могу ему уступить? Предельно?

— Предельно — две тысячи. Сверхпредельно — две тысячи двести. Упрется — две пятьсот. Если увидишь, что перед тобой сумасшедший, — две шестьсот. Но уж тогда скажи ему, что мы будем век его проклинать.

— Ладно.

Мы надраили машину до блеска. Я сел за руль. Кестер положил мне руку на плечо.

— Робби, не посрами свою солдатскую доблесть. Отстаивай честь нашей мастерской до последней капли крови. Умри стоя и положа руку на бумажник Блюменталя.

— Будет исполнено, — улыбнулся я.

Ленц нашарил в кармане медаль и сунул ее мне под нос.

— Дотронься до моего амулета, Робби!

— Изволь. — Я взялся за амулет.

— Абракадабра, великий шива, — в тоне молитвы произнес Готфрид, — благослови этого рохлю, надели его мужеством и силой! Подержись вот здесь, а еще лучше — возьми его с собой! Да, еще плюнь три раза.

— Все будет в порядке, — сказал я, плюнул ему под ноги и, оставив позади возбужденно махавшего мне бензиновым шлангом Юппа, выехал за ворота.

По дороге я купил несколько гвоздик и непринужденно расставил их по хрустальным вазочкам в салоне. Расчет был на фрау Блюменталь.

К сожалению, Блюменталь принял меня в конторе, а не на своей квартире. Мне пришлось подождать с четверть часа. «Ах ты, милашка, — подумал я, — этот трюк мне известен, так что не раскисну, не надейся». В приемной, заручившись расположением смазливой стенографистки, которую подкупил вынутой из петлицы гвоздикой, я выведал, с кем имею дело. Трикотаж, сбыт хороший, девять человек занято только в конторе, надежный компаньон, острейшая конкуренция со стороны фирмы «Майер и сын», Майеров сын разъезжает в красном двухместном «эссексе» — такие сведения я собрал к тому моменту, когда Блюменталь меня позвал.

Начал он с артподготовки.

— Молодой человек, — молвил он, — у меня мало времени. Цена, которую вы мне недавно назвали, — ваша несбыточная мечта. Итак, положа руку на сердце, сколько стоит машина?

— Семь тысяч, — заявил я.

Он резко откинулся.

— Тогда нам не о чем говорить.

— Господин Блюменталь, — сказал я, — да вы хоть взгляните еще раз на машину…

— Незачем, — прервал он меня, — я достаточно на нее насмотрелся, к тому же совсем недавно…

— Но смотреть ведь можно по-разному, — заявил я. — Вам нужно взглянуть на детали. Лакировка, к примеру, первоклассная, фирма «Фолль и Рурбек», двести пятьдесят марок по себестоимости; затем новые резиновые покрышки, каталожная цена шестьсот марок. Вот вам уже восемьсот пятьдесят. Далее — обивка из тончайшего корда…

Он от меня отмахнулся. Но я как ни в чем не бывало начал свою песню сначала. Призвал его осмотреть роскошный инструментарий, превосходный кожаный верх, хромированный радиатор, сработанные по последнему слову бамперы — шестьдесят марок пара; как младенца к матери, меня влекло к моему «кадиллаку», и, тоскуя по нему, я пытался увлечь за собой Блюменталя. Я знал, что при соприкосновении с ним у меня, как у Антея, коснувшегося земли, появятся новые силы. Абстрактный жупел цены не так страшен перед лицом конкретного товара.

Но и Блюменталь не хуже моего знал, что за письменным столом он сильнее. Он, как перед рукопашной, снял очки и взялся за меня по-настоящему. Мы сражались, как тигр с удавом. Удавом был Блюменталь. Не успел я оглянуться, как он уже оттяпал у меня полторы тысячи марок.

Дух мой слабел. Я сунул руку в карман и крепко сжал амулет Готфрида.

— Господин Блюменталь, — сказал я, весьма утомленный, — уже час, видимо, вам пора обедать! — Во что бы то ни стало я хотел вырваться из этого логова, в котором цены тают, как снег.

— Я обедаю в два, — хладнокровно заявил Блюменталь, — но знаете что? Мы могли бы теперь проехаться для пробы.

Я облегченно вздохнул.

— А затем продолжим наши переговоры, — добавил он.

Я снова вздохнул свободнее.