— Вот как! — выпалила она. — Ты, значит, заканчиваешь! Просто берешь и уходишь! Как все просто, правда? Но уж нет, мне тоже есть что сказать! Много чего сказать! Ты, не кто иной, как ты, видел меня в «Клош д’Ор» и видел, с кем я там была, а когда я потом пришла к тебе ночью, тебе было плевать, ты переспал со мной, и утром тебе тоже еще было плевать, видно, не натешился, и ты переспал со мной снова, и я любила тебя, а ты был такой дивный и знать ничего не хотел; и я любила тебя за это, как никогда прежде, я знала, ты таким и должен быть, таким, и никаким другим, и я плакала, пока ты спал, и целовала тебя, и была счастлива, когда шла домой, и боготворила тебя — а теперь? Теперь ты приходишь и тычешь мне в нос все, что прежде, когда тебе переспать со мной приспичило, ты великодушно ручкой этак отбросил и позабыть соизволил, — а сейчас снова из-за пазухи вытащил и в нос мне суешь, и оскорбленную добродетель из себя корчишь, и сцену ревности закатываешь, будто ты мне законный муж! Чего ты от меня требуешь? И по какому такому праву?
— Ни по какому, — ответил Равич.
— Вот как! Хорошо хоть это ты понимаешь. Тогда чего ради ты сюда явился и все это мне в лицо тычешь? Почему раньше помалкивал, когда я ночью к тебе пришла? Конечно, тогда-то…
— Жоан, — сказал Равич.
Она умолкла.
Смотрела на него в упор, тяжело дыша.
— Жоан, — повторил он. — В ту ночь, когда ты пришла, я думал, что ты вернулась. Ты вернулась, и этого было достаточно. Но я ошибся. Ты не вернулась.
— Как это не вернулась? Кто же тогда к тебе приходил? Может, дух бесплотный?
— Приходила ты. Но ты не вернулась.
— Что-то больно для меня витиевато. Хотелось бы знать, в чем разница?
— Ты прекрасно знаешь в чем. Это я тогда еще не знал. Зато сегодня знаю. Ты живешь с другим.
— Ах вон что, живу с другим. Снова-здорово! Если у меня появились друзья, значит, я уже живу с другим! Что мне, по-твоему, целый день сидеть взаперти, ни с кем словом не перемолвиться, лишь бы никто не думал, что я живу с другим?
— Жоан, — сказал Равич. — Не будь смешной.
— Смешной? Это кто смешной? Это ты смешной!
— Хорошо, пусть. Мне что, силой тебя от двери оттаскивать?
Она не сдвинулась с места.
— Если даже я с кем-то и была, тебе-то какое дело? Ты сам сказал: ни о чем знать не желаю.
— Правильно. Я и не хотел знать. Считал, что это в прошлом. Что прошло — то меня не касается. Оказалось, все не так. Ошибка. Мог бы и раньше догадаться. Вероятно, я и сам хотел обмануться. Слабость, конечно, только это ничего не меняет.
— Как так ничего не меняет? Если ты признаешь, что был не прав…
— Дело не в том, кто прав, кто не прав. Ты не просто с кем-то была, ты и сейчас с ним не рассталась. И не хочешь расставаться. Я тогда этого еще не знал.
— Вот только не ври, — прервала она его неожиданно спокойным голосом. — Ты всегда это знал. И тогда тоже.
Она смотрела ему прямо в глаза.
— Ладно, — вздохнул Равич. — Будь по-твоему. Допустим, я это знал. Значит, тогда я не хотел этого знать. Знал — и не верил. Тебе не понять. С женщинами такого не бывает. К тому же это все равно ничего не меняет.
Неподдельный, отчаянный, панический испуг вдруг исказил ее лицо.
— Но не могу же я просто так, ни с того ни с сего выставить из дома человека, который ничего плохого мне не сделал? Только потому, что ты вдруг снова объявился? Как ты не понимаешь?
— Понимаю.
У нее сейчас был вид загнанной в угол кошки, изготовившейся к прыжку и вдруг обнаружившей, что прыгать не на кого.
— Понимаешь? — растерянно переспросила она. Яростный блеск в глазах мгновенно потух, даже плечи опустились. — А если понимаешь, зачем тогда так меня мучить? — устало спросила она.
— Отойди от двери.
Равич сел в кресло, удобное, только если в него не садиться. Жоан все еще медлила.
— Отойди, — сказал он. — Да не убегу я.
Она медленно прошла в комнату и картинно упала на тахту. Вид у нее был вконец обессиленный, но Равич знал, что это только вид.
— Дай мне чего-нибудь выпить, — попросила она.
Он видел: она пытается выиграть время. Что ж, пусть, ему все равно.
— Где у тебя бутылки? — спросил он.
— Там, в буфете.
Равич открыл нижнюю дверцу буфета. Там обнаружилась целая батарея бутылок. Явное большинство составляли осанистые пузыри с мятным ликером. Равич с отвращением отодвинул их в сторонку. Только после этого совсем в углу нашлась бутылка «Мартеля» и бутылка кальвадоса. Та, что с кальвадосом, была еще непочатая. Он не стал ее трогать, взял коньяк.
— Это ты перешла на мятный ликер? — поинтересовался Равич.
— Нет, — ответила она все еще с тахты.
— Ну и хорошо. Тогда я несу коньяк.
— Там кальвадос есть, — сказала она. — Кальвадос открой.
— И коньяк сгодится.
— Открой кальвадос.
— В другой раз.
— Но я не хочу коньяка. Я хочу кальвадоса. Пожалуйста, открой бутылку.