Три товарища и другие романы

— Вот что я вам скажу, — произнесла она. — Я живу хорошо, у меня есть все и даже больше, чем мне нужно. Но если бы сейчас пришел кто-нибудь и предложил жить вместе — по-настоящему, честно, то, верите ли, я бы бросила все эти пожитки и отправилась с ним хоть на чердак… — Лицо ее приняло прежнее выражение. — Ну да ладно, разнюнилась… Поскрести, так у каждого наберется малость сентиментальности. — Она подмигнула мне сквозь дым своей сигареты. — Даже у вас, как видно?

— Откуда? — сказал я.

— Ладно, ладно, — заметила Эрна. — Кто ничего не ждет, того-то и прихватывает всего скорее…

— Но не меня, — возразил я.

До восьми я продержался в своей берлоге, потом мне стало невмоготу сидеть одному, и я пошел в бар в надежде кого-нибудь встретить.

Валентин был на своем месте.

— Садись, — сказал он. — Что будешь пить?

— Ром, — ответил я. — К рому у меня сегодня особенное отношение.

— Ром — это молоко для солдата, — сказал Валентин. — Слушай, ты прекрасно выглядишь, Робби.

— Да?

— В самом деле помолодел.

— Уже неплохо, — сказал я. — Будь здоров, Валентин.

— Будь здоров, Робби.

— Прекрасные слова — будь здоров, а?

— Лучшие из всех слов.

Мы повторили еще несколько раз. Потом Валентин ушел.

Я остался за столом. Никого, кроме Фреда, не было. Я разглядывал старые, светящиеся изнутри карты, кораблики с пожелтевшими парусами и думал о Пат. Хотелось ей позвонить, но я запретил себе это делать. Запретил себе слишком много думать о ней. Я хотел воспринимать ее как неожиданный счастливый подарок, не больше. Как явился, так и исчезнет. Я подавлял в себе мысль, что это может быть что-то большее. Я слишком хорошо знал, что всякая любовь хочет быть вечной и в этом ее вечная мука. А вечного ничего нет. Ничего.

— Дай-ка мне еще стаканчик, Фред, — сказал я.

Вошли мужчина и женщина. Выпили по бокалу коктейля у стойки. Вид у женщины был усталый, но мужчина смотрел на нее с вожделением. Вскоре они ушли.

Я допил свой стакан. Может, и не стоило мне ходить к Пат. Мне теперь не избавиться от этой картины: комната, плывущая в полумраке, синие тени вечера за окном и прекрасная девушка, которая сидит, поджав ноги, и глухим, низким голосом рассказывает мне о своей жизни и о своем желании жить… Черт подери, не становлюсь ли я сентиментальным? Но разве не растворилось уже в дымке нежности то, что поначалу казалось ошеломительным и завораживающим приключением, разве не захватило меня все это сильнее и глубже, чем я хотел, чем я мог себе в этом признаться, разве не ощутил я сегодня, именно сегодня, насколько я изменился? Почему я ушел, почему не остался у нее, как хотел? К черту, хватит думать об этом, хватит перебирать в голове то да се. Будь что будет, пусть я сойду с ума, когда потеряю ее, но теперь-то она здесь, теперь-то она со мной, а все остальное не важно, все остальное пусть катится к черту! Что толку городить всякие маленькие подпорки, если однажды могучим потоком все равно смоет все.

— Не выпьешь ли со мной, Фред? — спросил я.

— Уж это завсегда, — сказал он.

Мы выпили по рюмке абсента. Потом кинули жребий, кому платить за две следующие. Я выиграл, но мне было неловко, и мы стали кидать жребий дальше. Проиграл я только на пятый раз, зато потом трижды кряду.

— Слушай, я пьян или действительно гремит гром? — спросил я.

Фред прислушался.

— Гремит в самом деле. Первая гроза в этом году.

Мы пошли к выходу взглянуть на небо. Но ничего не было видно. Было только тепло, и время от времени гремел гром.

— Собственно говоря, за это не мешало бы выпить еще по одной, — сказал я. Фред не возражал.