Три товарища и другие романы

Худенькая, бледная, она стояла на пустынной серой улице. Такой я ее и встретил много лет назад, когда жил одиноко и тупо, не задумываясь и не надеясь. Поначалу она была недоверчива, как все эти девицы, но потом, после нескольких разговоров по душам, она трогательно раскрылась и привязалась ко мне. Отношения были самые странные, иногда она пропадала по неделям, а потом вдруг возникала где-нибудь, поджидая. В ту пору около меня — как и около нее — не было ни души, поэтому даже та малость тепла и участия, которой мы могли наделить друг друга, ценилась нами выше обычного… Я давно уже не видел Лизу, с тех пор как познакомился с Пат — вообще ни разу.

— Где же ты пропадала так долго, Лиза?

Она пожала плечами:

— Не все ли равно? Просто я хотела повидать тебя. Ну да ладно… Поплетусь восвояси.

— Ну а как ты вообще-то?

— Брось… — сказала она. — Не напрягайся.

Губы ее дрожали. Вид был изголодавшийся.

— Пойдем, я провожу тебя немного, — предложил я.

Ее несчастное, окаменелое лицо проститутки оживилось и стало детским. По дороге я купил ей кое-какой еды в шоферских закусочных, которые работали всю ночь. Сперва она отказывалась и лишь после того, как я заявил, что тоже хочу есть, согласилась. Но при этом она внимательно следила за тем, чтобы меня не обманули и не подсунули что похуже. Она возражала против половины фунта ветчины, говорила, что хватит и четверти, раз уж мы берем еще франкфуртские сардельки. Но я взял полфунта ветчины и две банки сарделек.

Жила она в чердачном помещении, которое кое-как приспособила под жилье. На столе стояла керосиновая лампа, а рядом с кроватью свеча в бутылке вместо подсвечника. На стенах висели картинки, вырезанные из журналов и прикрепленные кнопками. На комоде валялось несколько детективных романов, рядом пачка фотографий непристойного содержания. Иные из посетителей, особенно женатые, любили разглядывать подобные вещи. Лиза смахнула их в ящик комода и достала из него застиранную, но чистую скатерть.

Я развернул покупки. Лиза тем временем переодевалась. Прежде всего она сняла платье, хотя я знал, как у нее устали ноги. Ведь ей приходилось столько ходить. Она стояла передо мной в высоких сапогах до колен и в черном белье.

— Как тебе мои ноги? — спросила она.

— Первый сорт, как всегда.

Она была удовлетворена и с облегчением села на кровать, чтобы расшнуровать ботинки.

— Сто двадцать марок стоят, — сказала она, демонстрируя их мне. — Пока заработаешь столько, от них останутся одни дырки.

Она достала из шкафа кимоно и выцветшие парчовые босоножки, уцелевшие от лучших времен. При этом она улыбнулась почти виновато. Она хотела нравиться. Я вдруг почувствовал ком в горле. В этой крохотной каморке на верхотуре меня настигло такое чувство, будто у меня кто-то умер.

Потом мы ели и я занимал ее разговорами, стараясь быть чутким. Но она все же заметила какую-то перемену во мне. В глазах ее появился страх. Между нами никогда не было ничего более того, что дает случай. Но может быть, это обязывало и соединяло больше, чем многое другое.

— Уже уходишь? — спросила она, когда я поднялся, с таким чувством, будто давно ждала и боялась этого.

— Мне еще нужно повидать кое-кого…

Она посмотрела на меня.

— Так поздно?

— Да, это по делу. По очень важному для меня делу, Лиза. Надо попытаться обязательно перехватить его. В это время он обычно сидит в «Астории».

Девицы вроде Лизы понимают важность дела лучше всех женщин на свете. Но и заморочить им голову труднее, чем любым другим женщинам.

— У тебя появилась другая…

— Но подумай сама, Лиза, ведь мы так редко виделись, в последний раз — больше года назад, и ты ведь не думаешь, что все это время…

— Нет-нет, я не это имела в виду. У тебя появилась женщина, которую ты любишь! Ты изменился. Я это чувствую.

— Ах, Лиза…

— Да, да! Признайся!

— Да я и сам еще не знаю. Может быть…

Она постояла, оцепенев, потом закивала:

— Ну да, ну да, конечно… А я-то, дура… Да и что у нас, в сущности, было… — Она провела рукой по лбу. — И что это мне взбрело, не знаю…

Ее худенькая фигурка застыла передо мной ломким и трогательным вопросом. Парчовые босоножки, кимоно, память о длинных пустых вечерах…

— До свидания, Лиза…

— Уходишь?… Не побудешь еще?… Уже уходишь?…

Я понимал, что она имеет в виду. Но я не был на это способен. Престранная вещь, но я действительно не мог этого и всем своим существом ощущал, что не могу. Раньше такого со мной не случалось. У меня не было преувеличенных представлений о верности. Но теперь просто ничего бы не получилось. Я вдруг почувствовал, как далеко отодвинулось от меня мое прошлое.

Я вышел, она осталась в дверях.

— Уходишь… — Она побежала внутрь комнаты. — Вот, я видела, ты сунул мне деньги… вот, под газетой… Я не возьму, не хочу, вот, на, на… А теперь уходи, уходи же…

— Мне действительно нужно, Лиза.

— Ты больше никогда не придешь…

— Приду, Лиза…

— Нет, нет, не придешь, я знаю! И не приходи, не надо! Иди, да иди же ты…

Она рыдала. Я, не оборачиваясь, сбежал вниз по лестнице.