Три товарища и другие романы

Я еще долго бродил по улицам. Странная была ночь. Заснуть я бы не смог, сна не было ни в одном глазу. Снова прошел мимо «Интернационаля», думая о Лизе и о прежних годах, о многом из того, что уже забыл, что совсем отдалилось и уже не принадлежало мне больше. Потом я пошел улицей, на которой жила Пат. Ветер усилился, все окна в ее доме были темны, рассвет на своих серых лапах уже подкрадывался к ним, и я наконец-то повернул домой. «Боже мой, — думал я, — неужели я счастлив!»

XIII

— Эта дама, которую вы все прячете… — сказала фрау Залевски, — так вот — можете ее больше не прятать. Пусть она приходит к вам открыто. Она мне нравится…

— Да ведь вы ее даже не видели, — возразил я.

— Уж я-то видела, это вы будьте покойны, — произнесла фрау Залевски со значением. — Я ее видела, и она мне нравится, и даже очень. Но эта женщина не для вас!

— Вы полагаете?

— Нет, не для вас. Я еще подивилась, как это вы сумели подцепить ее в своих кабаках. Хотя, с другой стороны, как раз самые забубенные мужчины…

— Мы уклоняемся от темы, — прервал я ее.

— Это женщина для человека солидного, с положением, — заявила она, подбоченившись. — Для человека богатого, одним словом!

«Вот те раз, — подумал я. — Только этого мне еще не хватало».

— Это ведь можно сказать о любой женщине, — заявил я, задетый.

Она тряхнула своими седыми завитушками.

— Подождите еще! Будущее покажет, что я была права!

— Ох уж это будущее! — Я с досадой швырнул на стол свои запонки. — Кто сегодня рассчитывает на будущее? Какой толк уже заранее ломать себе голову?

Фрау Залевски укоризненно покачала своей величественной головой.

— До чего же странная пошла молодежь! Прошлое вы ненавидите, настоящее презираете, а на будущее вам наплевать. Ну чем хорошим это может кончиться?

— А что вы называете хорошим концом? — спросил я. — Конец может быть хорошим только в том случае, если до него все было плохо. Так что плохой конец будет много лучше.

— Это все еврейские штучки, — возразила фрау Залевски с достоинством и решительно повернулась к двери. Но тут, уже взявшись за ручку, она вдруг остановилась как вкопанная. — Смокинг? — выдохнула она с изумлением. — У вас? — Она выпучила глаза на костюм Отто Кестера, висевший на дверце шкафа. Я взял его, чтобы сходить вечером с Пат в театр.

— Совершенно верно — у меня! — сказал я ядовитым тоном. — Ваша способность к умозаключениям просто поразительна, сударыня…

Она посмотрела на меня. Туча мыслей, пробежавшая по ее жирной физиономии, породила молнию всепонимающей усмешки.

— Ага! — сказала она. И потом повторила: — Ага!

И уже за дверью она бросила мне через плечо с наслаждением и вызовом, озаренным вечной радостью, какую испытывает женщина, делая подобные открытия:

— Так, значит, обстоят дела!

— Да, так обстоят дела, чертова кукла, — буркнул я себе под нос, когда она уже не могла меня слышать. И в сердцах шмякнул об пол картонку с новыми лакированными туфлями. Богатый человек ей нужен! Тоже мне открытие!

Я зашел за Пат. Она, уже одетая для выхода, поджидала меня у себя в комнате. У меня прямо-таки перехватило дыхание, когда я ее увидел. Впервые с тех пор, как мы были знакомы, на ней было вечернее платье.

Это было платье из серебристой парчи, изящно и мягко ниспадавшее с ее прямых плеч. Казавшееся узким, оно вовсе не стесняло ее свободный широкий шаг. Спереди оно было глухо закрыто, а на спине был вырез в виде длинного узкого треугольника. В синих матовых сумерках Пат походила на серебряный факел — так резко и неожиданно она преобразилась. Праздничный вид сделал ее очень далекой. Тень фрау Залевски с ее высоко поднятым пальцем витала над ней.

— Хорошо, что ты не была в этом платье, когда я с тобой знакомился, — сказал я. — А то бы в жизни не решился.

— Так я тебе и поверила, — улыбнулась она. — Тебе нравится, Робби?

— До жути! Как будто передо мной совсем другая женщина.

— Что же тут жуткого? Платья на то и существуют.

— Возможно. Но меня это как-то подавляет. Тебе бы к этому платью другого мужчину. Мужчину, у которого много денег.

Она рассмеялась.

— Мужчины, у которых много денег, по большей части отвратительны, Робби.

— Но ведь не деньги же, а?

— Нет, не деньги.

— Так я и думал.

— А ты сам разве так не считаешь?

— Почему же, — сказал я. — Деньги хоть и не делают счастливым, но действуют чрезвычайно успокаивающе.

— Они делают независимым, милый, а это намного больше. Но если хочешь, я могу надеть другое платье.

— Исключено. Это платье великолепно. С сегодняшнего дня я портных ставлю выше, чем философов! Эти люди привносят в жизнь красоту. А это во сто крат ценнее и самых глубоких мыслей! Только смотри, как бы я в тебя не влюбился!

Пат засмеялась. Я незаметно оглядел себя. Кестер был чуть выше меня, и мне пришлось прихватить брюки на поясе булавками, чтобы они кое-как сидели. Слава Богу, они сидели.

Мы поехали в театр на такси. По дороге я все больше молчал и сам не мог понять отчего. Расплачиваясь, я против собственной воли взглянул на шофера. У него были возбужденные, покрасневшие глаза, небрит, выглядит очень устало. Деньги взял равнодушно.