Три церкви

– Знаешь, – сказала вдруг Ванда, закурив сигарету и поставив пепельницу себе на живот. – Когда мне было четырнадцать лет, я решила, что никогда не буду плохой девочкой.

– Что это означает?

– Я тогда думала, что я плохая, потому что мне это внушили моя мама и моя учительница. Они без конца твердили, что я плохая, потому что дерусь с мальчиками, издеваюсь над девочками, грублю учителям… А однажды я стукнула физичку классным журналом по голове, когда она поставила мне двойку. Какой поднялся шум! Собрались все учителя, директор, все кричали, а у физички была истерика, и она все время повторяла, что убьет меня. Вызвали маму, она унижалась перед всеми и просила прощения за меня. И тут один мальчик из нашего класса заявил, что виновата учительница, поставившая мне несправедливую оценку, и что я стукнула ее по заслугам. И тогда моя мама предала меня, сказав, что я веду себя так, потому что я сумасшедшая, как и мой отец. В тот день я впервые всерьез задумалась о своем отце, которого никогда не видела, и решила: если моя предательница-мать называет его сумасшедшим, значит, он был очень хороший человек. Когда же мама, извиняясь перед учителями, сказала, что я такая дикая, потому что росла без отца, я решила, что больше не буду плохой девочкой, чтобы никто никогда не говорил ничего плохого о моем отце. С тех пор я очень изменилась, стала тихой, даже училась хорошо. Но все-таки какую-то дикость в себе так и не смогла до конца искоренить и, в общем-то, осталась такой же плохой девочкой.

– Я это заметил, Ванда, – сказал Мамикон. – Ты плохая девочка, потому что куришь все время, потому что по утрам пьешь пиво (странно, что ты не толстеешь!), потому что любишь коньяк с шоколадом и занимаешься любовью, как дикарка.

– А тебе не нравится? – улыбнулась она.

– Нравится! Я такую и хочу – плохую девочку. А что сталось с тем пареньком, который защищал тебя?

– Через год он перевелся из нашей школы в другую.

– Печально.

– Да. Я думала, что он, должно быть, похож на моего отца.

– Почему?

– Потому что защищал меня. Я тогда думала, что меня может понять до конца только мой отец…

– Можно мне тебя поцеловать? – спросил он.

– Это поцелуй-жалость?

– Нет, – удивился он.

– Врешь! Ты пожалел меня.

– Клянусь, нет! Я просто хочу тебя поцеловать.

– Тогда целуй. И в следующий раз не спрашивай, можно или нет.

– Я это запомню…

За окном по-прежнему дул ветер, и тополь раскачивал верхушкой, и заканчивалось тысячелетие, и Мамикон чувствовал себя очень счастливым.

Еще он чувствовал себя счастливым от мысли, что у него в рюкзаке – огромная толстая книга, в которой записаны ВСЕ церкви и монастыри Армении. Он был счастлив, потому что знал: пора начинать делать книгу. А еще потому, что из раскрытого окна донесся колокольный звон церкви Святого Григория Просветителя, того самого Григория, сына Анака из парфянской династии Сурен-Пахлавов, ветви царского дома Аршакидов, убийцы отца царя Трдата Святого – Хосрова Великого…

Мамикон почему-то подумал о том, что святой Григорий загладил грехи своего отца-убийцы.

Глава 21

Мотель «Чайка» находился в часе езды от Еревана, почти у самого шоссе, от которого ответвлялась недавно асфальтированная дорожка. Вы сворачивали на эту дорожку, ехали минут пять, потом останавливались у ворот, за которыми виден был дом из белого туфа. Вы входили через ворота во дворик, подходили к дому, и вам с поклоном открывал дверь старый швейцар. Вы входили в вестибюль, стены и пол которого были из белого с прожилками мрамора; из мрамора же были маленький столик, на котором были всякие журналы и пепельница; вдоль стен в вестибюле были диваны и кресла, обитые черной кожей, а за деревянной стойкой сидела молодая, весьма приятная женщина. Коридор направо вел к номерам, а налево – в большой зал, где стены были сплошь белые и на них висели картины; пол здесь был устлан зеленым ковром. Здесь в зале было много столиков, за которыми сидели и ели посетители. Большинство из них просто остановилось отдохнуть по пути на озеро Севан, другие же – возвращались с озера; но здесь были и такие, которые остановились в мотеле на день или два. Если вы переходили в зал, то могли спуститься по деревянной винтовой лестнице вниз и поиграть в биллиард; за бильярдной же комнатой находился бар. Никаких достопримечательностей вокруг мотеля не было (сплошь пустыня; изредка можно было встретить дерево или кустарник); мотель сам являлся достопримечательностью. Отстроенный совсем недавно, он уже тогда, летом 2000-го, снискал себе славу «милого места». Хозяином этого «милого места» был Шаварш Багратович Киракосян, которому тогда было шестьдесят два года.