– По возвращении в Толидо я уйду из мира – это решено окончательно, и монастырь я уже присмотрела. А причина моего промедления – забота о братце, – переглянувшись, нежно улыбнулись друг другу красивые Адреами и Лилия. – Ведь он предан живописи, свой труд ремеслом не считает и готов работать даром – лишь бы гореть желанием прекрасного и творить это прекрасное. И пока Адреами парит в облаках, ему нужен кто-то, кто ходит по земле. Знали бы вы, сколько раз его обманывали, – вздохнула Лилия, устремив бархатно-темные глаза на Рагнера. – Мы ищем вовсе не мне жениха, а невесту для Адреами – ту, кто ему меня заменит, кто будет ходить для него по земле.
– Сестрица права, – грустно кивнул Адреами. – Я часто обманываюсь, особенно в любви. В прекрасных созданиях я и заподозрить не могу корысти или вероломства. Сестрица же учит меня ценить не красоту обличья, а сияние души.
– Я выбираю невесту Адреами, – продолжила Лилия. – И мы никак не могли думать, что задержимся в Ларгосе на столь долгий срок… Прибыв в ваш город в середине восьмиды Любви, мы желали отправиться в Брослос, только братец выполнит заказ господина Флекхосога.
– Флекхосога?! – взревел Рагнер и перешел на лодэтский: – Так и знал! Старый, драный, сраный кот!
– Прекрати, – заговорил с ним по-лодэтски и Вьён. – Флекхосог лишь желал написать портрет своей внучки Ксаны, которую любит, сам знаешь как… Меня и господ Тиодо он не знакомил нарочно! Покушай лучше, наконец, рыбы… Скоро встанем из-за стола – и ты вволю попортишь мне вечер в кабинете, но не порти его моим гостям. Оставь в покое господ Тиодо. Выглядишь ты так, что я уж готов от стыда нахлестаться в синь…
– Прошу прощения, господа Тиодо, – вздохнул Рагнер. – Обидеть честных людей я не желаю. Но мне надо знать: кто таковые те, с кем я преломляю хлеб. И не всегда я так груб, как сейчас. Добрым друзьям я всем помогу, а с врагами у меня разговор краток – петля или башка с плеч от моего меча! Даже, – жестко посмотрел он на Лилию – и в нее будто полетело острое, окрашенное бурой кровью, ледяное стекло, – прекрасному белоснежному цветочку могу шею свернуть, а о живописниках, вообще, молчу…
– Рагнер!!! – прогремел Вьён и возмущенно заговорил что-то по-лодэтски.
После этого Рагнер вновь извинился, сказав, что просто обязан был предупредить чужеземцев о своем безжалостном, но справедливом нраве, что ничуть не желал портить вечер и что насладился угощениями да обществом. Он поблагодарил Лилию Тиодо за рыбу и порядок в доме, а Адреами посулил заказ на портрет баронессы Нолаонт, если миниатюры недурны.
Маргарита бы обрадовалась тому, что «белоснежному цветочку» пригрозили свернуть шею, но она видела, что Рагнера не оставляет равнодушным красота Лилии и он проявляет к ней интерес не только из-за своей подозрительности. И еще Маргарита необъяснимо как чувствовала, что Лилии Тиодо тоже нравится Рагнер (монашка она, как же!), да сильно нравится.
________________
Миниатюры оказались весьма недурны, и Рагнер неохотно признал, что Адреами Тиодо «малюет кистью не худо, а чудо». Ирмина вышла на портретах и похожей на себя, и очень хорошенькой, – «живописник» смог уловить ее веселый взгляд – и остановить время при помощи краски. Рагнеру казалось, что через миг Ирмина, маленькая, точно куколка, яркая, застывшая на века с улыбкой, рассмеется с дощечки, какую он держал, что раздастся ее неподражаемый хохоток.
Кабинет Вьёна находился на втором этаже дома, но он скорее напоминал чердак – захламленный старьем чердак. Множество книг, рукописных и печатных, образовали столики на полу, на них лежали то миски с чем-то неясным, то странные механические приборы. Загружены сверх меры были как стол и подставка для письма, так и многоярусная полка: снова толстенные книги, листы бумаги, свитки, коробочки и ларчики. Два сундука угрожающе темнели в углах, забитые внутри «ценными записульками» Вьёна, а сверху заваленные пыльным хламом из тряпок, книг и занятностей. Трогать тем не менее эти занятности представлялось страшным делом из-за угрозы обрушения рукотворных нагромождений. Отдельно на полке лежали камни – не драгоценные, просто, гуляя по берегу моря, Вьён иногда поднимал то, что ему нравилось. Красивых ракушек северное море не дарило, однако на полке, у алебастрового черепа, виднелись три большие раковины. Рагнер подошел к ним и взял в руку отполированный, неровной формы кусок янтаря с неизвестным насекомым внутри, похожим на черную осу.
– Мой подарок… – сказал Вьён, немного отставляя стул от стола и садясь на него. – По старой традиции: ты подарок мне, а я – тебе.
– На нашем берегу такое диво нашел?
– Да… И это впрямь удивительно: вообще, найти в Ларгосе янтарь. Он любит такие мелкие моря, как Сизморское…