Три цветка и две ели. Первый том

– Меридианцы! – громогласно заговорил с кафедры тщедушный настоятель. – Я желал проповедовать о страдании, но вынужден вновь говорить о Пороках. Вижу греховность я в тех, кого сестрами именуют. Вижу бесстыдство, собой любование! Вижу Порок я Тщеславия! Дьяволом посланы нам восемь Пороков, и с горестным горем я вижу: год от года Тщеславие мерзкое цветет да цветет в нашем граде, в Ларгосе! Демоны бродят средь нас, и нужны им сестер слабых души, а сестры и слушают! О, говорят им демоны: «Надень ты платье, яркое и срамное, завей ты волосы свои, аки козлица, да чело свое отметь третьим глазом владыки Ада – да иди так в храм! Да дай прочим пример!» И слабые сестры, они же блудницы, меняют души на тряпки яркие, чают ввергнуть они в пучину Пороков братьев, обольстить лоном пышным и белым достойных! Но неет! С блудницами братьев ждет лишь падение! А за блудом придет Гордыня, за Гордыней – Уныние! Пекло!! Пекло!! – кричал настоятель, грозя пальцем и махая руками. – И начало всему – невинно! Наряды бесстыдников! Наряды Дьявола! Камни во лбу – символ камня глупости! Родила Дьяволица трехглазая Дьявола с глазом во рту – он же плюнул своим третьим оком в умы и рассудки людские! Третий глаз Дьявола, да на челе, да не откроется у смиренных и праведных, лишь у пропащих в пороке! Блудница! Блудница!!

Маргарита не понимала, отчего разбушевался священник, и безмятежно (нагло да бесстыдно!) рассматривала картинки в молитвослове, так как полагала, что все верят: она читает молитву. Рагнер сперва посмеивался, но потом перестал улыбаться вовсе. В начале часа жертвования он первым вышел к алтарю, вывел Маргариту как жену, и швырнул в чашу два медяка.

– Ты жертвуешь не мне и не моей проповеди, брат Рагнер, – сказал ему отец Виттанд, – а на спасение мира. Я вижу не только первый Порок Тщеславия, но уже второй Порок Сребролюбия!

– Святая Земля Мери́диан с тобой не согласится, – недовольно ответил Рагнер. – Я тут недавно кардиналам десятину от тунны золота подал. А баронесса Нолаонт, кстати, – разжевывая пилулу, говорил Рагнер, – не понимает лодэтского.

– Тогда ей надо взвеситься на весах ведьмы.

– Перебьешься, – не скрывал раздражения Рагнер. – Весы в городе, а там я власть! И еще тебе мое «кстати» – я их давно хочу утопить в море!

– Вино тебе не положено, – строго смотрел на него отец Виттанд. – Ты скривился, сын мой Рагнер.

________________

– Как же хорошо жертвовать первыми, – радостно сказала Маргарита, выходя на крыльцо храма и вдыхая свежий морской воздух. – А почему ты за нас всего по медяку в чашу, жадина, бросил?

– Потому что больше я в этот храм ни ногой.

– А мне понравилось, – беззаботно говорила девушка, спускаясь по ступеням. – Настоятель: и мууученник, и говорил так страстно… Жалко, что я ничего не поняла.

– И славно… Знаешь, я обязательно построю новый храм на своем новом холме. И пусть этот святоша свою хабиту вместе с черным воротником с досады сжует – таким этот храм будет прекрасным!

– Так он про тебя там кричал! – «догадалась» Маргарита.

– Ага… Но и тебе немного досталось. У тебя во лбу глаз Дьявола…

– Чего? Это же простой кулон… Лодэния всё же страшно отстала от моды и Культуры тоже! – надула она губы и спросила тише: – Мне снять его?

– Нет, забудь и носи кулон… А он так, скользь сказал. На меня всё ругался, святая гадина…

Ложь Рагнера продержалась неразоблаченной недолго. Появившийся Арл Флекхосог высказал мнение о том, что отец Виттанд неправ, что в моде, прославляющей плодородие, нет ничего блудного, тем более дьявольского, и что слова чрезмерно строгого настоятеля не разделяет большинство прихожан. Маргарита решила, что и она порога храма Благодарения более не переступит. К ее счастью, предки Рагнера построили в замке часовню (так как, наверно, тоже не желали видеть отца Виттанда и слушать гнусности про свои кулоны!).

Пока Маргарита негодовала и ругала про себя дремучего священника, собрались гости Арла Флекхосога. Лилия Тиодо тоже оказалась приглашенной на торжество. Тогда как герцог и баронесса ехали туда помпезно, среди двенадцати охранителей, другие шествовали, и Лилия что-то всем рассказывала.

Самый большой и красивый особняк Ларгоса, дом Арла Флекхосога, выглядел отменно и снаружи, и внутри; на ограде, над воротами, красовалась изящная вязь – выбитая в камне надпись его имени. Окна на фасаде – застекленные и просторные; перед домом – клумбы с фиалками. Обстановка дома поражала роскошью: скамья из настоящего черного дерева, покрытая пурпурно-голубым бархатом из Санделии, красочные фрески на стенах, безделицы из драгоценного красного коралла, механические занятности, мраморные камины, затейливые часы, мягкие ковры…

В гостиной, перед обедом, гостей угощали разнообразными закусками: рыбными и мясными, с орехами или оливками (лодэтчане очень любили миндаль и оливки). Прислужники предлагали отведать четыре вида вин, даже разливали лодварское черное вино, но Рагнер предпочел пить ягодную воду, да из одной с Маргаритой чаши, чем несказанно порадовал свою прекрасную даму.