Три цветка и две ели. Первый том

– Знаешь, я не устаю любоваться покоями герцогини, – прощаясь, сказал он Вьёну. – Спасибо и за то, что ты подарил Нилю Петтхогу зарисовки из Санделии. Словом, я хотел сказать, что всем тебе обязан. Без тебя – я никто.

Он крепко обнял Вьёна, поклявшись себе, что более не подойдет и близко к Лилии Тиодо.

Возвратившись в свой замок, Рагнер провел восхитительный вечер с Маргаритой. Они вместе искупались, после чего Рагнер на руках отнес свою любимую в кровать-шкаф и закрылся там с ней до утра.

Правда, сон долго к нему не шел. Лежа во мраке, слыша изнутри себя дыхание спящей Маргариты и мерный стук ее сердечка, Рагнер вспоминал другую и ее чернеющие гибельные глаза.

Утром Рагнер проснулся остывшим и очистившимся, его разум посветлел, жаркий поцелуй с Лилией стал казаться ненастоящим – поцелуем с грёзой. И каждый час настоящего сильнее размывал прошлое. Герцог Раннор твердо постановил, что более не посетит дома Вьёна Аттсога, пока там водится «черноглазая дымка», и точно более не отправится туда один.

________________

«Дымка» сама его вскоре навестила. Тринадцатого дня Целомудрия, в день венеры, Лилия Тиодо неожиданно «сгустилась» в замке Ларгосц за час до обеда. Рагнер в это время был в спальне Маргариты. То ли из чувства вины, то ли потому что устал, он больше не опаздывал к вечерней трапезе и даже старался приехать пораньше к своей «любимой толстухе» (ладно, толстушке – самой прекрасной из толстушек). Живот у Маргариты выпирал так, словно она прятала под одеждами каравай – и самое свободное платье уже не могло скрыть «булочной кражи», а Рагнер не уставал удивляться тому, как быстро растет ее «пузико», и от обидных шуток тоже не мог удержаться, несмотря на негодование «счастливой (но и несчастной тоже!), носившей в чреве его дитя Маргариты».

В кровать-шкаф Рагнер и Маргарита еще не успели забраться, как и не успели раздеться: сидели на ступенях подиума да на медвежьей шкуре и целовались. Огю Шотно громко постучал в закрытую дверь опочивальни и противным голосом прокричал из-за нее, сообщив о визите гостьи.

– Может, ты убьешь Огю Шотно? – прошептала Маргарита.

– Порой охота, – вздохнул Рагнер. – Можем не идти к ней, если не хочешь.

– Шотно уже сказал ей, что мы в замке. Вьён на тебя обидится, если белоснежный цветочек грубо отправят восвояси. Надеюсь, она ненадолго…

Когда они спустились на второй этаж, Лилия стояла в конце обеденной, у дверей в бальную залу – рассматривала посуду и подсвечники, размещенные на полках буфета. Огю с удовольствием хвастал ей об изменениях в Ларгосце, произошедших благодаря ему. Люти, Миллё и еще четыре девушки убирали стол для трапезы. Нёген зажигал настенные светильники.

Заметив выпуклый живот Маргариты, Лилия взволнованно посмотрела на Рагнера, но ничем иным себя не выдав, вежливо присела в приветствии.

– Не желала бы казаться навязчивой, но… Ирмина горячо хвалила покои хозяйки замка, – пропела Лилия. – Я была в городе, купила мелочей для рукоделия и, располагая временем, подумала заехать к вам с надеждой, что и мне Ее Милость позволит полюбоваться красой своих покоев.

– Госпожа Тиодо останется на вечернюю трапезу? – поинтересовался Огю Шотно.

– О, не беспокойтесь, прошу! – воскликнула Лилия. – Я к обеду должна быть в доме господина Аттсога, иначе мой братец растревожится не на шутку. Я заглянула не более чем на девять-двенадцать минут.

Маргарита самым любезным голосом пригласила ее на третий этаж. В светлице Лилия восхищенно оглядела стены, потолок и внушительную изразцовую печь, от какой исходили волны жара. Айада, блаженствуя, развратно развалилась на спине перед очагом, и только шаркнула по изумрудному полу головой в сторону гостьи. Соолма здесь же что-то вязала, сидя на боковой скамейке печи. Лилия ласковым голоском поинтересовалась рукоделием Черной Царицы, но та была не в настроении и что-то буркнула ей в ответ, а Маргарита решила: пусть «подруженька» Соолма сидит, сколько хочет, в ее светлице, да и Айада тоже пусть валяется.

В опочивальне герцогини уже появились тканые шпалеры из Рюдгксгафца, медвежья шкура на полу и изящная мебель: круглый столик у окна, длинный ларь у резной панели с крючками и плоское зеркало над ним; золотистый шатер подвинули к стенке. Лилия всё похвалила, наговорила приятностей и восторженно повздыхала. После попросила дозволения посетить уборную, где опять растеклась в сладких речах. Маргарите казалось, что на нее вылили ушат с медом. Это, конечно, было не так унизительно, как ушат с нечистотами, но липко и тоже весьма неприятно.

Наконец Лилия собралась уходить – и тогда, в обеденной, Рагнер будто ударил Маргариту, сказав, что проводит вместе с охранителями госпожу Тиодо до лесного дома, а то уже наступили сумерки.

«Зачем ты сам поедешь ее провожать? – спрашивали зеленые глазищи светло-карие глаза. – Дай ей охранителей, и всё. Зачем ты?»

– Нет, я сам провожу госпожу Тиодо, – точно прочитав мысли Маргариты, ответил Рагнер. – Я быстро: успею вернуться до обеда.