Три цветка и две ели. Первый том

Ходили по морям вдоль побережий. Вглубь Бескрайней Воды, Большой Чаши или Малой Чаши отваживались зайти самые отчаянные смельчаки – пираты, «искатели счастья». Водный путь до Южной Варварии, материка о каком в Меридее ходило множество цветастых сказок, каждый пират-купец держал в строжайшей тайне, а карты, если и были, то неточные и весьма сомнительные. Таким образом, для плаваний вдоль побережий длинные и плоские галеры подходили торговцам идеально: вместительные, не зависящие от ветра, не боящиеся рифов. Да еще и с командой из крепких гребцов, способных дать отпор морским разбойникам. Однако в буйных северных морях галеры из-за малой осадки чувствовали себя неуютно, а в Водоворот Трех Ветров, вообще, не дерзали совать носа. Мечтой корабелов являлось создание такого судна, какое могло бы ходить вдоль всей Меридеи, да вот только делались корабли «на глазок», их постройка занимала два-три года и, без «новейшего чуда мысли» – лесопилки на водяном колесе, дело было отнюдь не прибыльным. Труд плотников дорого стоил, а требовалось их на верфь множество, особенно если корпус судна обшивался деревом внахлест. В среднем владелец верфи имел доход с двухмачтового парусника в пятьдесят золотых монет, какие стремительно утекали из его кошелька при строительстве следующего корабля.

Верфь Аттсогов начала хиреть давно. Дела шли неважно уже при отце Вьёна; при его старшем брате, имевшем пристрастие к выпивке и растерявшем давних заказчиков, стали еще хуже, а при нем самом – «вовсе дрянь». Во-первых, Вьён Аттсог любил изобретать, да так увлекался, что над его детищем, «Гиппокампусом», посмеялось всё восточное побережье Меридеи. Во-вторых, он тоже, как его старший брат, заимел с годами пагубное пристрастие к куренному вину. В-третьих, он был человеком непостоянным в своих страстях и давно остыл к судостроению, занятый то Алхимией, то сыроварением, то механическими устройствами, то поэзией, то наблюдением за звездами, то шифрованием, то Языкознанием, то живописью, то врачеванием, то курением вина… «Изобретательство лучшего белого вина в Меридее старину Вьёна и сгубило!» – вздыхал Рагнер.

Остыл Вьён Аттсог к судостроению после спуска на воду своего единственного парусника, и остыл он вовремя, иначе прогорел бы не сейчас, а шестнадцать лет назад. Всем на верфи Аттсогов заправлял Оттольд Эккильсгог, «чертов сиюарец», – толстый, шумный, бранящийся и с роковой любовью к неприступной Железной Олзе, зато мастер корабельного дела и дракон в работе. Он мог построить и лодку, и любое парусное судно, но только не галеру – если кто-то в Меридее и испытывал большее презрение к галерам, чем Рагнер Раннор, то только «чертов сиюарец».

Конечно, Оттольда Эккильсгога на верфи Рагнер уже не обнаружил – он покинул Ларгос, и слабая надежда найти его на острове Сиюарс души не грела. Рагнер возвращался в город хмурым и мрачным. Он познакомился с господином Антосом Альмондро, корабелом из Санделии, и в итоге неохотно признал, что этот влюбленный в свое дело мастер ему понравился. Антос Альмондро применял собственные разработки, чтобы усовершенствовать «южанина» и сделать его пригодным для ветреных северных условий. И Рагнер видел, что эти улучшения, действительно, имели смысл и делали «недогалеры-недопарусники» подходящими для плаваний вдоль всей Меридеи.

«И где его отыскал старый кот-Флекхосог? – думал герцог Раннор, въезжая в Ларгос через Лебединые ворота, южные ворота города. – Одно его знание, как класть обшивку гладью многого стоит. Дерьмо, конечно, а не обшивка, но весомо удешевляет судно и сокращает время постройки – торговцы не зря в очередь выстраиваются. Четыре двухмачтовых парусника в следующем году! О таком даже отец Вьёна мечтать не смел».

Недалеко от Лебединых ворот, на второй улочке от побережья показался приметный дом – на высоком фундаменте из гальки красовался «резной пряник» – так его звал Рагнер. Этот дом, в самом деле, хотелось положить в рот: резные наличники, резные ставни, резной козырек крыши и резное, ажурное крыльцо. Здесь жил Ниль Петтхог, лучший резчик по дереву на верфи Вьёна Аттсога и, пожалуй, лучший резчик в округе.

Оставив на дороге охранителей, Рагнер постучался в крепкую, дубовую дверь. Ему открыли сразу же – взволнованная, очень маленькая женщина с усохшей грудью пригласила его войти, поклонившись три раза.

«Значит, и у этой семьи дела дрянь», – невесело заключил Рагнер.

В гостиной выстроились по росту семь детишек, а возглавлял шеренгу хозяин дома: высокий, длиннорукий, жилистый мужчина сорока лет. На голове он носил белую шапочку-белье с завязками под подбородком; его колючая светлая борода походила на соломенный веник.

– Ниль! – обрадовался Рагнер. – Рад, что ты в добром здравии.

– Вашими благоденствами, Ваш Светлость, – поклонился хозяин дома, а за ним поклонились и все дети, и жена.

– Я пришел поблагодарить. Знаешь, я поражен твоей работой.

– Работа мне сталася в радости, Ваш Светлость, – проговорил Ниль и замахал на детей, чтобы те отошли.